Почти не дыша, и не имея возможности приподняться даже на миллиметр, беспомощно зарычала, мечтая вырваться на свободу.
Перед моими глазами появились ботинки. Чёрные, с аккуратно завязанными шнурками. Взгляд прошёлся выше, пока, наконец, не остановился на лице Филиппа.
Папин коллега!
Дядя Филипп, я знаю его с детства. Я попыталась что- то сказать, но вместо речи лишь вырывались прерывистые звуки. Филлип навёл на меня какой-то аппарат, секунда и мои глаза ослепила яркая вспышка света, заставляя дернуться и замотать головой, насколько это было возможно в моем положении.
Апостол поднёс аппарат выше к глазам, и широко распахнув их, метнулся взглядом обратно на меня. Электронный голос из аппарата громко оповестил:
— Идентификация! Объект — Люция Феррата.
Сглотнув, мужчина потрясено опустил руку вниз, пальцы его задрожали и он выбросил прямо на землю индетификатор. Схватившись за голову, он горестно застонал,
— Прости, Люция! Прости нас всех.
Подняв голову, мужчина смежил веки и из его глаз пролились скупые слёзы, я как зачарованная смотрела, как они текут по мужской заветренной щеке. Вдруг апостол резко наклонился и установил какой-то датчик на сетку, окутывающую меня с ног до головы.
Выпрямившись, так прямо, словно проглотил палку, апостол громко произнёс:
— Люция Феррата, ты изгоняешься из Эдема по своей родовой принадлежности. Отныне и на всегда тебе закрыта дорога в Эдем. — мужчина сглотнул, будто что- то мешало ему говорить. — Немедленная депортация не подлежит обжалованию.
После этих слов я потеряла сознание, уносясь в тёмную непроглядную черноту, которая встретила меня, нежно подхватив в свои объятия.
....
— Мама!
Я села в постели, с дико колотящимся сердцем. Паническая атака захватила весь мой организм.
Ужасно дикий, страшный сон, не дай бог такой увидеть кому-то. Я тут же настороженно оглянулась по сторонам.
Большая комната, велюровые стены бордового цвета, мебель из черного дерева дорогих пород.
Где я?!
Я что, в театре?!
С удивлением посмотрела на зелёные тяжелые шторы в стиле рококо. Что за странный интерьер шестнадцатого века? Может я была в музее и…
Соскочив с огромной постели заправленной шелковым бельём нежно персикового цвета, удивлено посмотрела на свой наряд: длинная, почти до самых пят сорочка, с нежными рюшами по краю.
Прежде, чем я успела сделать хоть шаг, в дверь постучались и она распахнулась.
В помещение вошёл симпатичный мужчина. Тёмные курчавые волосы, чёрные глаза и полные яркие губы. Я смущённо замерла, глядя на незнакомца. Тот, будто мы давно знакомы, поклонился в приветствии.
— Кто вы? — несмело спросила я.
Выпрямившись, мужчина гордо поднял подбородок.
— Иуда Фаддей! — слегка помедлив, он добавил, растягивая губы в искренней радостной улыбке: — Добро пожаловать домой, ваше величество!
Глава 17
Дочь Люцифера
Виллему Лайм
О дочь Люцифера, что с Вашим лицом?
Печали вуаль закрывает Ваш взгляд.
Ваш медленный страх на мраморно-злом
Портрете, что вечно Вас тянет назад.
Вы в зеркало смотрите, словно в стекло,
Что крышкой накрыло зловещий портрет.
Не Ваш там отец, это Ваше лицо.
Браслеты на Вас и атласный корсет.
Глаза, как у кошки горят в темноте,
На бледной ладони рыдает свеча.
Невинно прекрасны в своей слепоте,
О дочь Люцифера, сестра палача.
Над правым плечом возвышается крест,
Над левым - антихриста греет звезда.
А в зале толпа, свободных мест нет,
Блестит на щеке Вашей кровью слеза,
Что капает в чашу, водицу-янтарь.
И там превращается в огненный лед.
Берут с двух сторон Вас, ведут на алтарь.
Там вечный туман, холод и гнет.
Крупицу слезы и невинности грамм.
Стальные клинки врезаются в плоть.
Вальсируют тени вокруг пентаграмм –
Вот так зарождается новая роль.
Там тысячи масок скрывают врагов,
Их лица, как смерти несущая ночь.
Дорога ведет их в страну дураков,
Где царствовать будет Дьявола дочь.
Для этого в цепи Вас, солью в глаза.
Портрет Ваш без спросу разбили о камни.
Им мало земли, им нужны небеса.
Но нет у них силы свободы и власти.
О дочь Люцифера, из Вас королеву
Соткут и посадят на трон.
Для них Вы напишете новую веру,
И новый по праву закон.
Там будете Вы восседать, как царица,
Среди подколодных червей.
Не ваша свобода, но, право – темница
В руках Ваших лже-друзей.
О дочь Люцифера, покамест есть силы,
Возьмите и склейте стекло.
Вглядитесь в портрет над остывшей могилой –
По Вам плачет Ваше лицо.
Я усмехнулась и посмотрела по сторонам помпезного помещения. Обводя напряженным взглядом стены, на которых красовались свечи и картины известных художников.
— Ладно! Где здесь камеры? – задала вопрос спустя пару секунд симпатичному мужчине, у которого от удивления вытянулось лицо.
— Камеры? - переспросил он, приподнимая густую тёмную бровь. С этими кудрями мужчина, был, очень похож… я мысленно щелкнула пальцами, точно, на цыгана! Да и одет он был небрежно, этакий разбойник с « большой дороги»
Золотая серьга в ухе завершала его дерзкий образ.
Кивнула и бросилась к одной из картин на стене. Зацепив пальцем позолоченную раму, попыталась приподнять ее, прикасаясь к бархатистой поверхности обоев.
— Здесь, хотя нет! Должно быть на люстре. - разочаровано опустила раму на место.
Одновременно с брюнетом задрали головы вверх. Около минуты мы разглядывали огромную с затейливыми коваными завитками люстру, прежде чем мужчина произнёс:
— Я не понимаю вас, госпожа! Какие камеры, о чем вы? – он озадачено нахмурился - должно быть вы ещё полностью не восстановились…
— Это же какое -то шоу? – настойчиво повторила вопрос, но видя непробиваемое выражение лица незнакомца, начала испытывать нарастающее беспокойство.
