— А парень основательно запал, — заговорщицки шепчет Полина, приблизившись сразу после ухода Андрея. — Симпатичный, кстати, и при деньгах, знаешь, сколько такие джинсы стоят?
Мне все равно, сколько стоят джинсы Андрея, я использую эти слова, чтобы перевести разговор в другое русло.
— Твой Рома тоже не беден, кажется.
Полина только глаза закатывает.
— Рома мужик. Его так просто не возьмёшь, знаешь, сколько сил нужно приложить, чтобы такого окучить?
Я чуть не спрашиваю, сколько, но одумываюсь. Нет, не хочу знать, как именно Полина собралась его “окучивать”, но искренне надеюсь, что у неё не выйдет. Может, эгоистично по отношению подруге, но не могу себя пересилить.
Вечером мы снова общаемся с Андреем и на следующий день даже вместе обедаем в кафе, этот факт Полина раздувает до того, словно мы заявление в ЗАГС отнесли.
Я все ещё нахожусь в подвешенном состоянии, не понимаю, куда движусь, все делаю по инерции. Осознаю, что надо встряхнуться и выйти из этого оцепенения, но не могу, словно жду случая, который заставит меня вернуться к жизни.
И он предоставляется на следующий день, когда после пар я выхожу из института. Звонит отец, я с опаской снимаю трубку, не люблю неожиданных звонков, всегда жду какой-то подставы, даже если нигде не прокололась.
— Шурочка, можешь сделать одолжение? Нужно подъехать ко мне в офис, забрать документы и отвезти их Роме. Курьера ждать долго, а ему документы нужны срочно.
Я застываю столбом и почему-то радуюсь, улыбка расползается по лицу, а сердце замирает.
— Конечно, пап, — отвечаю раньше, чем соображаю, кажется, — буду у тебя минут через двадцать.
Я не помню, как еду в маршрутке и что говорит отец, не помню, как почти бегу обратно на остановку. Уже в ней папа снова звонит.
— Ромка не отвечает, но он должен быть в офисе, отзвонись, как доедешь.
Бизнес-центр за кинотеатром совсем крошечный, на первом этаже четыре кабинета, на втором столько же. Я захожу в приемную с дрожащими руками. Здесь пусто, только пара стульев и стол. Кажется, папа говорил, что Роман работает один, без секретаря. Подхожу к кабинету и глубоко выдыхаю. Сейчас я увижу его…
Берусь за ручку, но тут же одергиваю руку. Надо постучать. Заношу кулак и замираю, потому что отчётливо слышу по ту сторону женский стон.
Стою, как громом поражённая, и не могу пошевелиться. Зачем-то прислоняюсь лбом к прохладной поверхности двери. Звукоизоляция здесь неплохая, но от стонов не спасает. Я не знаю, почему не ухожу, почему стою и слушаю, как Роман занимается сексом с кем-то у себя в кабинете. И только когда по ту сторону затихают, спохватываюсь и пулей выбегаю из здания. В себя прихожу на скамейке перед кинотеатром, судорожно сжимая в руках бумаги.
В голове набатом стучит одна мысль: Роман совсем не такой, каким я его себе выдумала. Он обычный бабник, которому все равно, с кем заниматься сексом. Просто получает удовольствие от женщин, и все.
Нет, не все. Я хочу его, хочу, несмотря на все это. И вдруг в голову приходит простая мысль: а почему, собственно, нет? Мой сексуальный опыт был неудачным потому, что я просто не хотела Диму. А от Романа у меня кружится голова, про все остальное я вообще молчу. Я хочу его, и он вполне может показать мне, что такое настоящий секс.
Тут же называю эту мысль безумной, но не прогоняю прочь из своей головы, позволяя невесть откуда взявшемуся голосу нашептывать мне о том, что это, возможно, единственный способ обуздать навязчивое желание, возникающее, когда он рядом.
Единственный способ утолить жажду — напиться из источника. А мой источник совсем рядом, и ему, кажется, все равно, кто из него будет пить. Так почему не воспользоваться такой возможностью?
Мысль оформляется в твёрдое намерение, и я поднимаюсь со скамейки. Уверенным шагом возвращаюсь к кабинету. За дверью тихо, постучавшись, заглядываю внутрь и вижу Романа в кресле.
— Саша? — он смотрит удивленно, потом видит бумаги и догадывается. — Матвей послал?
Я киваю, вцепившись в документы, словно они мой щит. Осматриваю его и не нахожу ничего, что могло бы навести на мысль о том, что Роман только что занимался сексом. Разве что расстегнутые верхние пуговицы рубашки, так и что в этом такого? Где они это делали? На столе? На диване?
Я прохожу к мужчине и почти бухаю бумаги на стол, словно в последний момент руки перестают держать. А они и впрямь перестают. Все внутри натягивается струной, потому что я прямо сейчас собираюсь нырнуть с головой в своё личное безумие.
Смотрю на Романа и, сглотнув, произношу:
— У меня есть к вам одна просьба.
Он хмурится, разглядывая меня. Какие же у него красивые глаза. А взгляд такой, словно он видит меня насквозь. Мысленно я горько усмехаюсь: не видит. Он, к сожалению, ничего не видит. Но мы это сейчас исправим.
— Слушаю, — говорит Роман, не сводя взгляда.
Я, как пловец, балансирующий на бортике, уже и разгон идёт, но есть возможность спустить на тормозах, развернуться и сбежать. Вся беда в том, что мне не нужны такие возможности. Я впиваюсь в мужчину взглядом и произношу:
— Я хочу заняться с вами сексом.
Глава 15. Рома
Это даже не охуеть, нет. Это что-то большее, на что ни в одном языке мира не найдется подходящих слов.
Я смотрю на Сашу, такую взволнованную, растрепанную, но при этом уверенную, с горящими глазами. Она глубоко дышит, и я вижу, как поднимается и опускается ее грудь, обтянутая белой блузкой.
Это сумасшествие. Если бы Саша пришла чуть раньше, то застукала бы меня трахающим на столе доступную девицу из присланных Инной так называемых помощниц. Вряд ли бы девчонке тогда пришла в голову мысль говорить такое.
Её слова звенят в голове каким-то сладостным предвкушением, я смотрю на ее лицо, как она в волнении кусает губу, и, блядь, у меня начинает вставать. Девчонка пришла ко мне сейчас, чтобы я ее трахнул.
Эта мысль обостряет желание, которое я пытаюсь безуспешно подавить, и мне не остается ничего другого, как продолжать сидеть за столом, иначе Саша увидит мой стояк. А это уже совсем никуда не годится.
