Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
Я не говорю, что быть женщиной – само по себе мучительное ограничение. У многих это отлично получается. Унизительны только обязательства. Понятно, что быть великой соблазнительницей – это шикарно, если говорить о местных божествах. Фигуристкой – тоже круто. Тем не менее никто не требует, чтобы мы все были фигуристками. Или вот наездницей – в этом тоже есть свое очарование. Но нам не приводят оседланную лошадь, едва только мы успели родиться.
Репортаж на кабельном новостном канале – документальный фильм про девушек из пригорода. А именно про их тревожную тенденцию утрачивать женственность. Мы видим трех девчонок с открытыми, приятными лицами, которые ругаются как извозчики, а одна из них ловит кого-то на лестнице в надежде всыпать ему по первое число. Депрессивные районы, потерянная молодежь, дети, которые знают, что у них шансов в жизни не больше, чем у их родителей, то есть ни шиша. Гнетущие для людей моего возраста картины Франции, ставшей страной четвертого мира. Крайняя бедность, соседствующая с самой бесстыдной роскошью. Но комментаторов беспокоит – причем на полном серьезе, – что эти девочки никогда не носят юбок. И плохо говорят. Это их удивляет, и они в этом искренни. Похоже, они считают, что девочки рождаются среди каких-то виртуальных роз и что они должны вырасти мирными и нежными существами. Даже если они погружены во враждебную среду, где нужно уметь драться, если хочешь выжить. Женщины должны заниматься милыми штучками, поливать цветочки и тихонько напевать. Это и правда все, что их волнует в этом фильме. Понятно, что эти девчонки не имеют ничего общего с теми, кто живет в богатых кварталах, снимается для обложек глянцевых журналов и учится в престижных вузах. Журналист, написавший этот закадровый текст, верит, что для женщин естественно быть такими, как в его окружении. Что у этой женственности нет ни расы, ни класса, что она не сконструирована политически. Он верит, что если дать женщинам быть теми, кем они должны быть, то они естественным и весьма поэтическим образом превращаются в тех, кто работает и ужинает вокруг него, – в белых, буржуазных и приличных.
Я начала укрощать не только свою глубинную природу во всем, что было в ней необычного, жесткого, агрессивного, сильного. Я научилась отвергать свой социальный класс.
Это не было сознательным решением. Скорее расчетом на выживание в обществе. Ограничивать себя в движениях, приучаться к плавным жестам. Говорить медленнее. Отдавать предпочтение тем чертам и манерам, которые не пугают. Стать блондинкой. Исправить зубы. Завести отношения с мужчиной старше, богаче, известнее себя. Хотеть ребенка. Делать как они. После скандала с фильмом. Немножко слиться с обстановкой. Мне нужно было время, чтобы посмотреть, как это будет. Бросить пить. Чтобы сохранить внешность, но не в меньшей степени – чтобы избежать алкогольного растормаживания. И маскулинного поведения, которое с этим связано: не трахаться с кем попало, не хватать людей за плечи, не шуметь, не ржать как лошадь. Я стала вести себя соответственно моей категории, как ее понимали в моем новом окружении. Носить розовое и блестящие браслеты. Я правда старалась как могла, чтобы стать не такой заметной… Это не было нейтральным изменением. Это было осознанное самоослабление.
К счастью, в мире есть Кортни Лав. В частности. И панк-рок в целом. Тяга к конфликту. В тени моих теперь светлых волос я восстанавливаю свое ментальное здоровье. Живущий во мне монстр не сдается. Мой кавалер меня бросает, детей у меня нет. От этого в день, когда мне исполняется тридцать пять, мне хочется сдохнуть. Я толком не понимала, хочу ли я еще показать всему миру, что я такая же женщина, как все. Мне так много твердили: «Значит, вы ненавидите мужчин», – что мне захотелось доказать обратное. Какая нелепость. Пытаться доказать, что я милая женщина. Которая даже может родить. Как и советовали газеты. Но у всех нас та жизнь, которая должна быть, а мне все это не очень-то подходит. Я не нежная я не милая я не добропорядочная. У меня бывают гормональные всплески, которые вызывают вспышки агрессии. Если бы я не была из панк-рока, мне было бы стыдно за то, что я такая. Что я так сделана, что не могу настолько соответствовать. Но я из панк-рока, и я горжусь тем, что у меня это не получается.
Салют, девчонки
«Убийство Гения Домашнего Очага составляло для женщины неотъемлемую часть занятий литературой».
Вирджиния Вулф «Женские профессии»[36]В интернете мне случайно попалось одно письмо Антонена Арто[37]. Письмо разрыва или по меньшей мере отдаления, адресованное женщине, которую, по его словам, он не может любить. Я прекрасно понимаю, что, если вдаваться в детали, он наверняка был в сложной ситуации. Но на выходе получается вот что: «Мне нужна женщина, которая бы принадлежала только мне, которая ждала бы меня дома в любое время. Я измучен одиночеством. Я не могу больше возвращаться по вечерам в свою одинокую комнату, где у меня под рукой нет никаких жизненных удобств. Мне необходим дом, сию минуту, и женщина, которая бы непрерывно заботилась обо мне, вплоть до самых незначительных мелочей. Ты творческая женщина, у тебя своя жизнь, и ты не можешь мне этого дать. Все, что я тебе говорю, – жестокий эгоизм, но это так. Мне даже не очень нужно, чтобы эта женщина была красива, я не жду от нее излишнего ума и особенно не хочу, чтобы она слишком много думала. Довольно ее абсолютной привязанности ко мне».
С самого детства, со времен «Грендайзера» и «Кэнди-Кэнди»[38], которые шли по телевизору сразу после школы, я обожаю все менять местами, из чистого любопытства.
«Мне нужен мужчина, который бы принадлежал только мне, который ждал бы меня дома в любое время». Это звучит совершенно иначе. Мужчина создан не для того, чтобы сидеть дома и быть чьей-то собственностью. Даже если бы у меня была потребность или желание иметь мужчину, который принадлежал бы только мне, все вокруг мне подсказывает, что надо поумерить пыл и, наоборот, самой без остатка кому-то принадлежать. Это совершенно другая история. Кругом нет никого, кто был бы политически предназначен жертвовать своей жизнью ради того, чтобы облегчать мою. Эти отношения полезности не обоюдны. Точно так же я никогда не смогла бы написать с таким эгоистическим прямодушием: «Мне необходим дом, сию минуту, и мужчина, который бы непрерывно заботился обо мне, вплоть до самых незначительных мелочей». Если я когда-нибудь встречу такого мужчину, это будет значить, что я в состоянии платить ему зарплату. «Мне даже не очень нужно, чтобы этот мужчина был милашкой, я не жду от него излишнего ума и особенно не хочу, чтобы он слишком много думал. Довольно его абсолютной привязанности ко мне».
Моя власть никогда не будет опираться на подчинение другой половины человечества. Я не живу в условиях, где каждое второе человеческое существо на этом свете должно мне повиноваться, заботиться о моем доме, растить моих детей, нравиться мне, развлекать меня, уверять меня в силе моих умственных способностей, устраивать мне отдых после тяжелой битвы, следить, чтобы я хорошо питалась… и это хорошо.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
