Козел не чует собственной вони (нигерийская пословица; Pachocinski, 1996).
Доказывать, что люди эгоистичны и что иногда они жульничают, если точно знают, что их не поймают, – это, похоже, верный способ протолкнуть статейку в «Журнал вопиюще очевидных результатов». Но совсем не так очевидно, что почти во всех таких исследованиях испытуемые не считали, что поступают плохо. Так же и в реальной жизни. От лихача, подрезавшего вас на шоссе, и вплоть до нацистов, руководивших концентрационными лагерями, – почти все мы считаем себя хорошими людьми и объясняем свои поступки достойными причинами. Макиавеллиевское «ты – мне, я – тебе» требует тщательного соблюдения видимости, в том числе торжественных заявлений о добродетели в тех случаях, когда выбираешь путь порока. А особенно хороши такие торжественные заявления, когда человек, который их делает, искренне в них верит. Как пишет Роберт Райт в своей великолепной книге «Моральное животное», «Люди – биологический вид, оборудованный блестящим арсеналом морально-нравственных инструментов, трагически склонный пользоваться им не по назначению и жалкий в своей природной неспособности это признавать» (Wright, 1994).
Если Райт прав насчет нашей «природной неспособности» видеть собственное лицемерие, то все призывы мудрецов перестать самодовольно ухмыляться, вероятно, не более действенны, чем уговоры взять себя в руки, обращенные к больному депрессией. Одной силой воли свои ментальные фильтры не поменяешь, надо заниматься чем-то таким, что позволит дрессировать слона, – медитацией или когнитивной терапией. Однако больной депрессией, как правило, хотя бы признает, что он в депрессии. А лечить лицемерие гораздо труднее, поскольку проблема отчасти в том и состоит, что мы не видим никакой проблемы. Мы до зубов вооружены для битвы в макиавеллиевском мире репутационных манипуляций, и едва ли не главное наше оружие – патологическая уверенность, будто мы вообще не участвуем в битве. Как же от нее избавиться?
Ищем внутреннего адвоката
Помните Джулию и Марка – брата и сестру, которые в первой главе занимались любовью? Большинство осуждает их поступок, хотя он никому не причинил вреда, и придумывает причины, иногда очень неубедительные, в оправдание своего осуждения. Когда я изучал нравственные суждения, то обнаружил, что мы очень ловко придумываем обоснования для своих интуитивных мнений: наездник ведет себя как адвокат, которого слон нанял представлять его в суде общественного мнения.
Адвокатов принято презирать за то, что они отстаивают не истину, а интересы клиента. Чтобы быть хорошим адвокатом, полезно быть хорошим лгуном. И хотя многие адвокаты не прибегают к откровенной лжи, большинство делают все возможное, чтобы утаить неудобные факты и сочинить правдоподобную альтернативную историю для судьи и присяжных, даже если они понимают, что на самом деле все было не так. Точно так же ведет себя наш внутренний адвокат, однако историям, которые он сочиняет, мы почему-то искренне верим. Чтобы понять, как он это делает, нужно поймать его с поличным и посмотреть, как он ведет дела в ситуации как небольшого, так и сильного психологического давления.
Иногда к адвокату обращаются, чтобы узнать, законно ли поступить так или иначе. Я ни на чем не настаиваю, просто скажите, можно ли мне так сделать. Адвокат читает соответствующие законы и постановления и выносит вердикт: да, есть такой прецедент, закон это позволяет – или, наоборот, нет, я, как ваш адвокат, не советую вам предпринимать подобные действия. Хороший адвокат рассмотрит вопрос всесторонне, учтет все возможные последствия и порекомендует альтернативные варианты действий, однако отчасти мера его дотошности зависит от клиента: действительно ли ему нужен совет, или он просто хочет получить зеленый или красный свет для своего плана.
Исследования механизмов принятия решения в повседневной жизни показывают, что слон – не слишком любознательный клиент. Когда человеку приходится задумываться над сложными вопросами, например, следует ли поднимать минимальный размер заработной платы, он, как правило, сразу встает на ту или иную точку зрения, а потом обращается к своему логическому уму, чтобы посмотреть, какое можно найти обоснование для такой позиции. Например, те, кто по первому побуждению заявляет, что минимальную зарплату надо поднять, тут же бросаются искать доводы в пользу этой точки зрения. Если такому человеку первым делом приходит на ум его тетушка Фло, которая получает минимальную зарплату и не может содержать семью, для него это означает, что да, минимальную заработную плату надо поднять, и точка. Диана Кун (Kuhn, 1991), психолог-когнитивист, изучавшая подобную повседневную логику, обнаружила, что люди обычно приводят «псевдодоводы» вроде истории о тетушке Фло. Большинство не приводит настоящих данных в защиту своего мнения, более того, даже не пытается найти доводы против своей первоначальной позиции.
К тем же выводам приходит и Дэвид Перкинс (Perkins, Farady, and Bushey, 1991), гарвардский психолог, посвятивший свою карьеру совершенствованию методов рассуждения. Он говорит, что в целом мышление подчиняется стоп-правилу «а что, похоже на правду». Мы встаем на ту или иную точку зрения, ищем доводы, которые ее поддерживают, а когда находим достаточно, чтобы наша точка зрения стала «правдоподобной», попросту перестаем думать. Но если кто-то приводит доводы и данные в защиту противоположной точки зрения, то, по крайней мере в ситуации минимального психологического давления, вроде вопроса о заработной плате, человека можно подтолкнуть к пересмотру своей позиции, просто он сам не станет трудиться ради того, чтобы проделать эту мысленную работу самостоятельно.
А теперь усилим давление. Клиента поймали на налоговых махинациях. Он звонит адвокату. Однако не признается, что виноват, а спрашивает: «Так можно было?» – и просит: «Сделайте что-нибудь». Адвокат развивает бурную деятельность, добирается до данных, неблагоприятных для клиента, исследует прецеденты и лазейки и выясняет, что некоторые личные расходы можно выдать за деловые. Адвокату дали приказ: задействуй все свои возможности, чтобы защитить меня. Исследования «мотивированных» рассуждений (Kunda, 1990; Pyszczynski and Greenberg, 1987) показывают, что в случаях, когда есть мотивация прийти к заранее заданному выводу, люди рассуждают логически даже хуже, чем испытуемые Кун и Перкинса, однако механизм остается прежним: однобокие исследования в поисках только тех доводов, которые поддерживают твою точку зрения. Когда человеку говорят, что он получил низкую оценку в тесте на социальный интеллект, он ищет доводы, подрывающие авторитет теста как такового, когда ему предлагают прочитать статью, где сказано, что какая-то его привычка, например любовь к кофе, вредна для здоровья, он ищет недостатки в самом исследовании, которых не замечают те, кто не пьет кофе. Как раз за разом показывают исследования, когда нужно принимать решение, люди отправляются в когнитивные экспедиции и привозят оттуда надежные обоснования предпочтительного образа действия. А поскольку эти экспедиции обычно заканчиваются успехом, у нас создается иллюзия объективности. Мы искренне верим, что наша позиция рационально и объективно обоснована.
