Плутовка каши жидкой наварила, Ее на блюдо тонко наложила И аиста зовет преважно на обед. … Ну, кашка, хоть куда! Одно лишь худо, Что аист есть так не привык: Он в блюдо носом тык да тык, Но в клюв ему ни крошки не попало…»[16]
– Вы знаете эту басню наизусть?
«Я учил ее в школе очень давно, но она осталась в моей голове. Я был ребенком и не представлял себе, когда читал ее перед зеркалом в своей комнате, что через много лет буду писать ее в баре… И что буду не в состоянии произнести ни слова из нее, ни единого слова. Я прочитал ее идеально, получил 19 баллов из 20 возможных. Обычно человек движется вперед, а я – назад».
– Вы угадали! Я действительно думал об этой басне. Но, знаете, в интервью для того блога я немного сгустил краски. Нужно же продавать себя! Моя наука еще не признана в нашей стране, поэтому я немного приукрасил правду. Через десять или пятнадцать лет, когда Франция ликвидирует свое отставание в этой области, я произнесу совсем другую речь.
«Я ведь сказал вам, что вы лгунишка, как и я. Я знаю, что вас рассердило мое поведение в прошлый раз. Моя мать много часов допрашивала меня по этому поводу. Она хотела узнать, что произошло. Матери всегда хотят все знать».
– И часто имеют на это полное право. Вы находились в состоянии, которое, по меньшей мере, вызывало тревогу. Тут кто угодно бы забеспокоился.
«Но не мой отец! Его никогда ничто не беспокоит. Даже после аварии он смотрел на меня и говорил, что все хорошо. А я был ужасно изуродован. Он-то думал, что врачи легко это исправят. Пришьют кончик языка туда, лоскут кожи сюда – и все в порядке! Он, конечно, путал меня со своим автомобилем. Машина – его любовь. Он сделал все, чтобы она осталась цела. И это ему удалось. В конце концов, из прежнего в ней остался только мотор. У меня с ней много общего. Разница между ней и мной в том, что она не смотрит на себя в зеркало. Она ни о чем не догадывается».
– Вы судите слишком сурово, Ян. Будьте более снисходительны к миру. Я не всегда лгу и уверен, что ваш отец не такой ужасный, каким вы хотите представить его мне. Кто может похвастаться тем, что он идеален? Что он никогда не совершал ошибок? Мы имеем свойство ошибаться. Даже отец может обманывать себя. Мать может слишком любить своих детей. Сын или дочь тоже может неверно оценивать своих родителей. В этой области нет ничего простого и легкого. В любом случае я хотел снова встретиться с вами, чтобы поговорить о прочитанном «Самозванце Тома». Мы решили начать нашу работу с этого романа.
«Мне нравится ваше „мы“. Но давайте выражаться ясно: я мало что решаю в своей жизни. Я покоряюсь своей жизни. Этот текст вы выбрали без меня, когда я был лишь именем, нацарапанным в расписании».
– Уберите свои когти! Моя профессия – находить тексты, которые будут говорить с вами, которые заставят вас размышлять. С этой точки зрения да, я заранее выбрал этот роман, узнав, в каком положении вы находитесь. Это нормально. Поговорите со мной об этом тексте.
«Сначала он показался мне немного медленным, отстающим по скорости. Потом я понял, что у меня есть немало общего с Тома. Лгать – моя жизнь! Посмотрите: сегодня 25 градусов жары, а я одет так, словно на 15 градусов холоднее. Что меня невероятно удивило – это конец романа. Тома хочет заставить застреливших его солдат поверить, что он умер. Он желает солгать им, чтобы их обмануть, но он лжет самому себе, потому что умирает на самом деле. Это уже не комедия, а только правда. Я не хотел бы закончить как он, в иллюзии. Я хочу выбрать свой конец без лжи».
– Ваше понимание текста очень интересно. Тома – король иллюзии, вокруг него ничто не существует по-настоящему. Он замыкается во лжи. Я думаю, Ян, вам было бы нужно выйти из иллюзии и броситься в большой мир.
«Но сейчас это невозможно. Свой конец я выберу, это несомненно. С моим настоящим все обстоит сложнее. Тома один, а я нет. Моя мать всегда рядом. Вы не можете представить себе, какие переговоры мне пришлось с ней вести, чтобы, когда я выйду, она не шла со мной рядом. И все-таки она пошла за мной следом, незаметно, как шпионка низшего разряда. И сейчас стоит на противоположной стороне улицы. И если я пробуду здесь на 5 минут дольше, то ворвется сюда. Ее примут за грабительницу: таким искаженным и страшным будет ее лицо. Если немного повезет, кто-нибудь прижмет ее к полу, и я воспользуюсь этим, чтобы скрыться».
Я наклонился, увидел улицу и без труда узнал Анну, которая притворялась, что разглядывает витрину антикварного магазина напротив кафе. На самом деле она с помощью выставленного там на продажу зеркала разглядывала торговую точку, всосавшую в себя ее сына. Через какое-то время антиквар вышел на улицу и начал разговор с мнимой покупательницей. Мне показалось, что Анна довольно грубо отшила его, потому что он вернулся к себе раздраженный. При других обстоятельствах она бы, несомненно, заинтересовалась этими вещами, но ничто не должно было стоять между ней и ее сыном. Никаких препятствий!
– Вы не лишены воображения, но я счи…
«Когда у человека такое лицо, как у меня, он обязан иметь воображение».
– Разумеется.
Я не хотел противоречить Яну, который становился все более циничным. Иногда нужно дать пациенту выплеснуть гнев. Все библиотерапевты усваивают это правило во время обучения. Терапевт – сосуд для ненависти. Мой преподаватель в Университете Оттавы не уставал повторять нам: «Думайте в эти критические моменты о чем-нибудь другом, не давайте чужой энергии подбросить себя как мяч, а поглощайте ее. Думайте позитивно! Представьте себе своих детей, своего мужа или жену, если это позитивная мысль, свое любимое кушанье – в общем, закройте свои люки».
В моем случае мысль о моих детях увела бы меня недалеко – в никуда. Моя жена? Представить себе собственную свадьбу для меня было почти то же, что смотреть фильм ужасов. Первый фильм из серии, самый удачный, самый пугающий. Красивая церемония; наши самые дорогие друзья, растроганные происходящим, у выхода из мэрии.
И строки Грегори Корсо из «Женитьбы»:
Жениться? И стать хорошим?.. Когда она представит меня родителям С прямой спиной и наконец уложенными волосами… Мне сидеть со сжатыми коленками на ее трехградусном диване И не спрашивать: где туалет?
В итоге у меня остается только один путь для бегства – кулинарный.
«В моем воображении я средний человек. Не красивый, просто средний. Тот, кто оставляет всех равнодушными. Подросток хочет быть красивым, производить впечатление. Когда у человека голова такая, как у меня, он хочет просто быть незаметным, как будто прозрачным. Девяносто процентов людей такие. Я вхожу в те два процента, которые вызывают жалость и насмешку. Очень жаль, что у меня такая голова. Все остальное в порядке. Если бы не она, я бы мог иметь друзей, невесту. В моем воображении они у меня есть».
