А он смотрел вслед — уже не улыбаясь, нет. Я видела это краем глаза — так смотрел, что стало даже немного страшно — потому что ненависти в этом взгляде было куда больше, чем желания.
Впрочем, думаю, «высокородный господин» простил бы меня, если бы я развернулась и попросила прощения. Думаю, даже не насмехался бы надо мной — сходил бы к свой Адриане, поздоровался и быстренько прибежал обратно — к своей любимой игрушке.
Только вот я может и игрушка, но не подстилка для ножек. А потому, похоже, мне придется сегодня учиться месить тесто и вручную взбивать сливки из свежего молока.
* * *
Однако, в огромной, полуподвальной кухне замка меня ждали отнюдь не тесто и сливки, а гора грязной посуды в огромной каменной раковине без крана. И простое служаночье платье — переодеться.
— Давай-давай! В этих кружавчиках хорошо только ноги задирать! — подогнала меня Марса — грубая, дородная кухарка с красным лицом и не по-женски здоровенными ручищами. И добавила, зачем-то возвысив голос. — А у нас тут все больше задирают… руки!
Гаркнула последнее слово, а сама смотрит на меня эдак вопросительно-торжествующе — мол, поняла юмор? Оценила? Уела? Из смежной комнаты сдавленно хихикнули — там-то точно поняли, в отличие от меня.
Я же только плечами пожала. Ну задирают и задирают. То же мне, "камеди-клаб" нашлась.
Подхватила служаночье платье и огляделась — где бы переодеться? И неужели это то самое платье, которое обещала мне леди Варгос?..
Марса выжидательно смотрела на меня.
— Нуу? Так и будешь тут без дела торчать? Посуда сама себя не помоет.
— А где мне переодеться?
— Переодеться? Так здесь давай… Тебе ж не привыкать.
— Чего… не привыкать? — я недоуменно уставилась в красную морду.
— Ведром трясти… — брякнула проходящая мимо тетка с коромыслом на плечах, и Марса заржала, буквально сложившись пополам.
В ответ из смежной комнаты раздался многоголосый девичий смех.
У меня даже глаз задергался — если они собираются так язвить все время, точно нервный тик заработаю. Может, им пару анекдотов рассказать для примера настоящего человеческого юмора?..
И тут до меня дошло! Они ведь думают, что я шлюха! Или как там шлюхи у них называются? Донны, вот как!
Но откуда у них такое впечатление? Неужели леди Варгос постаралась? Неужели не сказала, с кем я приехала, и вообще, кто такая?
В любом другом случае я бы обиделась — расстроилась, может быть даже поплакала немного, забившись в уголок… но сегодня мои мысли были совсем не там, где меня обижают глупые кухарки. Мои мысли были в некоей «малой гостиной» — где сейчас должна была проходить встреча Огненного Лорда со своей «нареченной».
Так или иначе, я думала об этом все время — каждую свободную секунду.
Что они там делают, в этой гостиной? Что вообще делают обрученные жених и невеста в этом мире? Романсы поют? Обмениваются любезностями? Показывают друг другу детские фотографии? Хотя у них и фотографий-то нет…
В голове все время вставала картинка из какого-то исторического фильма, где бледная-розовая от волнения дева, закрываясь веером, чуть не падала в обморок, пока такой же бледно-розовый рыцарь, стоя на коленях, прижимал ее нежную ручку к своей мощной груди…
Представлять циничного Эллиора в роли благородного и романтичного рыцаря было настолько смешно, что почти помогло мне развеяться.
И забыть. Забыть те несколько сумасшедших минут в карете, когда я, как последняя идиотка, готова была предложить ему… не только тело.
Переоделась я в соседней комнате, разогнав собравшийся там на обед девичник. Особых трудов для этого не понадобилось — оглядев всех томным, истинно шлюшеским взглядом, я медленно принялась спускать плечики платья. Через секунду целомудренные служанки разбежались с перепуганными визгами, а я вздохнула, наконец закрывая за ними дверь.
А еще через пару минут уже смотрелась на себя в зеркало, не веря, что могу столь ужасно выглядеть в обычном коричнево-сером наряде — длинное платье с широкими, грязно-белыми манжетами и длинный, с карманом по всей ширине полотна фартук.
Зато посуду мыть в этом самом наряде было проще простого — фартук на удивление хорошо впитывал брызгающую на меня из раковины воду, а карман волшебным образом поглотил все летевшие в меня из раковины остатки пищи.
— Чудеса… — бормотала я, ловко справляясь со знакомой мне с детства работой — посудомоечной машиной мы с отцом так и не обзавелись — ни дома, ни на даче — и посуду я мыть умела и даже, можно сказать, любила.
Однако, после сто пятого обмакивания очередной тарелки в мыльную половину раковины, обтирания ее тряпкой, полоскания и просушивания полотенцем мне стало не до восхищения «умным» нарядом.
Вытерев лоб мокрой рукой, я вздохнула и опустилась на одинокий стул возле стены.
— Голодная? — проходившая мимо Марса остановилась, обозревая меня уже не столько с насмешкой, сколько с интересом. Еще бы — наверняка, как и у нас, в этом мире не часто можно встретить проституток, способных управиться за полчаса с сотней грязных тарелок.
Я кивнула. Меня ведь так и не покормили со всеми этими «невестами».
— Идем.
Уже еле передвигая ноги, я поплелась за главной кухаркой к плите, на которой под надзором еще трех поварих, уже вовсю жарился, парился и булькал сегодняшний званый обед. Тот самый обед, на котором я должна была сидеть по левую руку от Эллиора…
Я закусила губу, жалея, что не настолько устала, чтобы у меня не хватило сил даже на слезы — потому что они вдруг выступили, делая кухню расплывающейся, и содержимое тарелки, что поставили передо мной — совершенно неразличимым.
— Ешь. Только быстро, — приказала Марса. — Обед еще впереди… а там посуды втрое больше будет, чем с завтрака. Господа уж больно охочи тарелки менять — после каждого блюда целую гору приносят… А сегодня еще и гости…
Я подняла на нее заплывшие слезами глаза и моргнула, фокусируя взгляд.
— У вас что — судомоек больше в замке нету?
— Есть, конечно… То есть были. Одна заболела — отравилась вроде как… а вторую вчера продали.
— Как продали? — испугалась я. — Кому продали?
— Заезжему купчишке одному… Говорят, хорошо заплатил…
— О… — я опустила глаза в свою тарелку, пытаясь понять, что ем — руками, не разбирая кусочков.
Значит, снова я в должности рабыни.
— Да так быстро продали… рассказывала Марса — уже больше тем троим, нежели мне. — Даже не торговались. Оглянуться не успела дуреха — уже в повозке купеческой…
Я нервно закусила губу.
— А… кто распоряжается, кого продать, а кого оставить?
— Дык, управляющий и распоряжается… Та судомойка… он ей под юбку залез… а она, значит — брыкаться. Водой грязной его окатила…
