из гипса, декоративные растения и хай-тек отделка внутри должны были удивлять местных жителей своим великолепием, сразу показывая им, кто хозяин жизни в Бахмуте. На территории стояли огромные ели, каждый сантиметр которых был сильно посечен осколками.
Мы расположились в подвале, где находился спортзал, заложив окна и устроив из них бойницы. Дополнительно поставив несколько мин и растяжек, я расставил бойцов на фишки и сел слушать эфир. Недалеко работали наши группы, уже привычно используя тактику «вбивания клиньев» в оборону украинцев, которая заставляла их теряться. Ребята давили на них непрерывным перекрестным огнем и выдавливали, как пасту из тюбика, с занимаемых позиций. Украинцы сопротивлялись, но не долго проявляли особую стойкость. Ребята дали мне послушать анекдотическую запись перехвата переговоров украинских бойцов с их командованием во время нашего штурма. ВСУшники из территориальной обороны просили разрешить им отступление к «Олимпу» — их точке ротации — в связи с окружением пятьюдесятью вагнеровцами. На самом деле дом, в котором они сидели, перекрестно атаковали две пятерки. В результате они отошли, и наши заняли улицу, которую штурмовали.
Мое подразделение в основном занималось обороной и подносом боеприпасов. Я отправил одну группу к огромному мрачному зданию Артемовской швейной фабрики в помощь группе эвакуации и решил отдохнуть. Не успел я прилечь, как на улице раздалась короткая очередь, и все стихло.
— Я убил «немца», — вышел на меня фишкарь. — Заблудился, наверное. Выбежал из их дома и побежал в нашу сторону.
— Досмотрите его. И ксивы с телефоном принеси, — попросил я.
На передке по-прежнему была каша из ваших и наших. Мы штурмовали их рано утром и днем. Они пытались контратаковать нас ночами. Иногда наши группы и группы противника начинали штурм одновременно и сталкивались в жестоких перестрелках. Гранатомет по-прежнему оставался самым важным и грозным оружием, наряду с пулеметом. Бойцы уже перестроились и привыкли к городским боям, позабыв о боях в окопах. Жизнь шла своим чередом, и люди адаптировались к тому, что было актуально на данном этапе.
Мы долго не могли взять один дом царской постройки, который не удавалось сложить ни из минометов, ни танком, ни артиллерией. Дом был монолитом из красного дореволюционного кирпича и выглядел как Брестская крепость. Украинцы ловко простреливали из окон дорогу и перекресток и не давали нам продвинуться. «Горбунок» затащил крупнокалиберный пулемет на пятый этаж здания в километре от этого дома и стал подавлять огнем окна, не позволяя высунуться оттуда укропам. Пользуясь этим, бойцы штурмовой группы смогли закинуть в окна пару выстрелов термобара и взяли дом. Штурм каждой постройки приходилось продумывать, используя смекалку, фантазию и интуицию и вырабатывая, и сочиняя на ходу новые приемы. Свобода в достижении поставленных целей была коньком «Вагнера». Нашему командиру было безразлично, как мы выполним поставленную задачу.
— «Констебль», «Джунсон» «двести», — вышли на меня ребята из группы, в которой он был.
— Как погиб?
— Геройски. Ранили парня, он его полез вытаскивать и попал под огонь пулемета.
— Жаль старого, — сказал я.
И подумал: «Вина искуплена. Царствие небесное тебе, Джунсон. Человек без имени, сидевший по сто пятой статье УК РФ».
Целый день мы не могли добраться до его тела. Он лежал на простреливаемом участке дороги, и вытаскивать его сейчас означало рисковать жизнью бойцов. Из окна моей позиции было видно его тело, лежащее на дороге лицом вниз. Я смотрел на него и размышлял о его судьбе: о том, как он прожил и на что потратил свою жизнь, чтобы умереть в пятьдесят семь лет на улице Бахмута. Единственная утешительная, хоть и циничная, мысль, которая ко мне пришла, была мысль о его дочери, которая росла с осознанием, что ее отец постоянно сидит. Теперь ей выплатят пять миллионов, причитающихся за его смерть. Наверное, в его случае это было самое лучшее, что он мог для нее сделать, как бы цинично бы это ни звучало.
Ранним утром, когда еще не совсем рассвело, один из бойцов подполз к нему и застегнул карабин на бронике. Через полчаса мы подтянули его к забору и забрали на «Аид» к другим душам, которые ждали эвакуации домой и на общее кладбище ЧВК «Вагнер».
Швейная фабрика
Утром, под песню Вики Цыганковой, группы пошли штурмовать дальше. «Горбунок» при штурме одного из домов нашел огромную колонку и усилитель. Он приспособил ее для оказания психологического давления на противника: записал речь с обращением к украинским военным и пускал ее на всей громкости в эфир, а после нее ставил песню про музыкантов.
— Украинские солдаты! — зазвучал его голос. — Ваши жизни нужны вашим семьям. Родителям, женам и вашим детям. Сдавайтесь и вам сохранят жизнь! Вам незачем умирать за интересы американцев и наркомана «Зелю»! Вы не рабы Европы и США! Вы не пушечное мясо! Тем, кто сложит оружие, мы даем свое слово и гарантируем жизнь. Тем, кто его не сложит, мы гарантируем быструю и неминуемую смерть. У вас есть выбор.
«Так давай, Вагнер, играй.
Оркестрантов своих поднимай.
Поднимай легким взмахом смычка,
Наше русское ЧВК»
На следующее утро я пошел в гости к Володе и по дороге зашел к «Мегатрону» в особняк, который занимала его группа. При виде меня он обрадовался, усадил в мягкое кресло и налил кофе.
— Как думаешь, мы тут до конца будем, или нас перекинут из Бахмута на другой участок?
— Я не знаю. И если ты думаешь, что у меня есть секретные сведения, о которых я не говорю, то это не так. Даже «Крапива» ничего не знает.
«Мегатрон» как военный и офицер имел представления о субординации и не стал расспрашивать меня о нашей дальнейшей судьбе. Хотя всех волновал этот вопрос: «Что с нами будет дальше?».
— Ты на «Аид» идешь? Там твои знакомые журналисты приехали. Все ждут падения Бахмута. Хохлы, пока их из последнего дома не выбьют, будут твердить, что они тут держаться.
— Думаю, что мы быстро их отсюда вытесним. В городе они с нами тягаться не могут. Центр давно за нами.
Отступают они и сдаются быстро. Да и журналисты просто так не ездят сюда.
— Это точно.
Я попрощался с ним и выдвинулся в сторону Опытного. Через двадцать минут я был в новой пятиэтажке, в которую переехал Володя. Я видел, что он так же устает, как уставал я на должности командира взвода. «Горбунок» был офицером и гиперответствнным человеком. Он тщательно планировал штурмы и выверял зоны поражения из АГС и минометов. Спал он по два-три
