Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
– Уходи!
Вместо крика вышел хрип, он закашлялся, но ключ из скважины выпал и звякнул о плитку. Одновременно где-то тихо запели женщины.
– Жаль. – Голос Казадупова удалялся, застучали вниз по лестнице шаги. – Жаль… – долетело уже откуда-то с первого этажа.
Николай Кириллович уже не думал о Казадупове: он слушал женские голоса.
* * *
– Вечера всего совершенна, свята, мирна и безгрешна…
Хор, сменив ноты, пропел первое «Подай, Господи!»
Молящихся было немного, и отец Михаил, возглашая ектенью, даже засомневался, справятся ли? Но тут же отогнал сомнение. Мало, зато все свои.
«А ты с Людкой попрощалась?» – послышалось неподалеку. «Не! Просто в окно ей сегодня постучала: не держи на меня зла! Она вылезла, а я уже дальше пошла. А то пришлось бы рассказывать, то да се. А это, как батюшка предупредил, секрет, а потом, еще неизвестно, получится ли». – «А я вот только Сереженьку своего хочу увидеть! Как погиб он тогда, так я…»
Отец Михаил метнул в прихожанок строгий взгляд. Они притихли, оправили косынки и стали подтягивать «Подай, Господи!»
– Добрых и полезных душам нашим…
В стороне, возле Николы Чудотворца, молились «ночные ведьмы». На головах их вместо косынок были старые летные шлемы.
«Подготовились», – подумал отец Михаил.
Верхний свет погасили, начал читаться первый час. Обычно большинство, кому было далеко ехать, на этом уходило. Отец Михаил выглянул из алтаря. Нет, почти все стояли, только двое или трое, крестясь, пятились к выходу.
Хор, отдохнув, грянул «Взбранной Воеводе». Волною начали опускаться на колени. Кто вставал на голый пол, кто успел подложить сумки и половички. Стали быстро друг от друга зажигать свечи, осветились шепчущие губы, прикрытые или, наоборот, распахнутые глаза. Сам отец Михаил клал поклоны на солее перед крупным, афонского письма, образом Иверской, убранным цветами. Пара нестойких хризантем успела осыпаться, и, опуская голову, отец Михаил то и дело видел на полу лепестки, отвлекавшие его. Сверху непрерывно бил колокол, звук его был непривычен и казался слабым против предыдущего колокола. Отец Михаил дал знак хору, чтобы пели сильнее. Хористы кивали, но силы не прибавилось. Вернулся на солею, собрал лепестки в карман. Приложил ладонь к стене.
Нет, тихо. Может, еще рано? А если ничего не получится? Если они вообще не смогут никуда?.. Снова опустился на колени и почувствовал во рту слезы. Сглотнув, повернулся к озеру свечей, дрожавшему за спиной, и зычным голосом, приобретенным еще в армии, крикнул: «Сильнее молимся! Силь-не-е!»
* * *
Николай Кириллович вздрогнул, кусок неба снова расчистился, и последний, слабый свет залил стену и стол с беспорядком на нем. Николай Кириллович поднялся, заглянул в нотный лист.
«Часть первая».
Смял, бросил под стол. Кончено. Кончено. И застыл, прислушиваясь.
Из окна звучала музыка. Нет, не галлюцинации. Из окна звучала его музыка. Его симфония. Начало его симфонии. Та, та, та-а…
Дверь на балкончик с лязгом раскрылась, та-та, та, та-та, взлетел тюль, ударил горьковатый воздух улицы. Николай Кириллович вышел и застыл.
Улица перед домом была заполнена оркестрантами. Прямо под балконом расположились скрипки, чуть дальше – флейты и прочие духовые, на скамейке, где обычно сидели соседки, пристроились виолончели… Та, та, та… Дальше темнело несколько остановившихся машин с вылезшими водителями. Распахивались окна, та-та, люди высовывались, выбегали из подъезда… Теперь тише, еще тише!
Заметив, что Николай Кириллович вышел, оркестранты заулыбались. И тут же пошатнули темп – что за люди! Николай Кириллович поморщился, поднял руки и задирижировал. Та, та… Та, та… Длинные кисти Николая Кирилловича плыли над улицей, направляли, требовали, успокаивали. Та, та, та-та… Лучше, теперь лучше. Нет-нет, здесь надо вот так…
* * *
Николай Кириллович резко взмахнул палочкой.
Конец первой части, падение музыки. Резкие тремоло смычковых; вторые скрипки играли это тыльной стороной смычков; нисходящее глиссандо, ударные. Сильнее! Так! Взмах. Так…
Пауза перед второй частью. В зале, как всегда, несколько неизбежных хлопков. Николай Кириллович не удержался и строго глянул вполоборота.
Зал был набит, в проходах стояли, по бокам сцены были поставлены стулья. Пустовал только первый ряд, на креслах лежали листки. Директор уверял, что высокое начальство все-таки прибудет. Сам директор благоразумно отсутствовал, заявил, усаживаясь в «Волгу», что не несет за происходящее ответственности, так как на него было оказано давление со стороны коллектива, хлопнул дверцей и уехал. Но места для высокого начальства все же велел оставить. В зале было густо надышано, дверь со сцены на улицу, на пожарную лестницу, открыли, и из нее шел воздух.
Начинается вторая часть. Пробуждение музыки в ее земной, падшей оболочке. Шорохи, всхлипы, удары, хаотичные, постепенно все более «нащупывающие» ритм. Дирижируя, он поглядывает на висящие возле ударных латунные трубки. «Колокола». Лучше, чем ничего. Колокол с внутреннего двора принести побоялись. Да и звонаря нет, кому бить? Бегмат по дороге в Музтеатр клялся, что сыграет финал на этих трубках. Клялся, правда, не очень уверенно. Репетировал? Говорит, да.
Музыка движется, брезжат первые мелодии, звучат одновременно несколько ближневосточных тем, макомы, китайские мотивы. Звук просветляется, возникает гимническое, молитвенное дыхание…
Николай Кириллович желтеет и едва не роняет палочку. Оркестр, скрипки, все темнеет. Только бы докончить!..
* * *
Отец Михаил медленно встает с колен, машинально отряхивая рясу. «Сильнее… Сильнее…» Многие свечи уже погасли, гул от молитв заглушает даже хор и колокол, кто-то в голос плачет. Отец Михаил ощупывает пол и стены. Может, показалось?
Нет, теперь точно. Гудит! Дрожит! Только бы хватило…
Вот и остальные почувствовали, стали подниматься, тоже прикладывать ладони к стенам. «Землетрясение», – заволновалась женщина, прижимая мальчика, на нее зашикали, чтобы не поднимала панику. «Иконы, иконы придерживайте», – пронеслось по церкви, но иконы не падали, и лишь слабо закачались лампадки.
Церковь задрожала сильнее и стала подниматься.
Отец Михаил вышел на солею. Люди стояли, обнявшись, кто-то прижался к иконам, другие стояли поодиночке и только крестились. Нищий, Ванька Обрубок, вертел головой: «Куда это мы, а? Куда это, а?» Пол загудел сильнее, заскрипели стены, вздрогнули стекла в рамах. Отец Михаил оглядел всех, открыл рот, чтобы сказать несколько уже готовых фраз. От волнения просто махнул рукой и возгласил:
– Поехали!
Церковь плавно поднималась, люди немного освоились с полетом. Прошла облака, окна зажглись синим светом. «Как на ТУ!» – «Только б церквушечка выдержала!» – «Выдержит, до революции строили!» Чуть дальше, возле Спаса, плакала старуха, а другая гладила ее по горбатой спине: «Ну что ты плачешь? Летим же, красота!» – «Да я, дура, огурчики у входа забыла!» – «Вот и действительно дура – нашла, что оплакивать! Ты же там… ты же там таких огурчиков покушаешь! Таких…»
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
