Насколько дикие лошади осторожны ночью, настолько они сравнительно беспечны днем; но зато днем лошади так хорошо маскируются местностью, что нередко, преследуя табун в 300–400 шагах, мы совершенно теряли его из виду и находили только по следу.
Хорошая до того времени погода вдруг изменилась: два дня шел дождь. Лошадям вследствие дождливой погоды не было необходимости приходить к постоянному водопою: теперь везде была вода. Прошло два дня, небо прояснело. Мы стали снаряжаться для отыскания ключей, так как соленая вода Гашуна вредно действовала на наших караванных животных […]
Оказалось, мы встретились как раз с табуном, который шел на водопой по той же тропинке, но с противоположной стороны. Почуяв нас, вожак храпом известил лошадей; те мигом повернули назад и, отбежав шагов на триста, стали. Жеребец то уходил в кусты, то снова появлялся, мечась из стороны в сторону. Наконец, сообразив опасность, он перебежал на тропинку, параллельную нашей и находившуюся шагах в четырехстах, и ржаньем позвал к себе табун. Лошади мигом перебежали к нему и крупною рысью направились мимо нас к Гашуну. Казаки вернулись, ругая бдительность жеребца.
Наконец, шагах в 800, я увидел табун в восемь лошадей, в числе их был и жеребенок.
Лошади шли не гурьбой, а придерживались одной линии. Своими движениями и видом они точь-в-точь напоминали наших домашних лошадей. Лениво покачиваясь, помахивая хвостами и пощипывая попадавшийся камыш они тихо брели […]
Убитый жеребец, судя по зубам, был около десяти лет. По строению тела имел статьи, отличающие наших алтайских лошадей, карабахов и финских лошадок, т. е. при сравнительно небольшом росте – два аршина с вершком, лошадь отличалась шириною груди и крупа, широкой, массивной и короткой шеей, тонкими и изящными, как у скаковых лошадей, ногами и широким, круглым копытом. Голова казалась несколько тяжелою сравнительно с корпусом и имела широкий, красивый лоб (в противоположность куланам); линия вдоль лба к ноздрям – прямая; верхняя полная губа несколько заходила (нависала) над нижней, уши для такой массивной головы – слишком малы. Хвост хотя и не был покрыт от самой сурепицы длинными волосами, как у нашей лошади, но волосы на нем были жестче и длиннее, чем на остальном теле, поэтому он не имел вида метелки. Цвет его близ сурепицы был одинаков с шерстью, покрывавшей весь корпус животного, конец же хвоста – черный.
Лошадь не имела челки, но грива ее начиналась несколько впереди ушей и шла до холки; волосы наиболее длинные были посередине гривы и очень редки, наибольшая длина их была четверть [около 18 см]. Вообще по бедности волос на гриве, хвосте и щетках дикая лошадь напоминала текинскую. Оригинальной особенностью этого животного являлись жесткие, доходившие до вершка бакенбарды, шедшие по ребру нижней челюсти, начинавшиеся немного ниже ушей и соединявшиеся под мордой, не доходя до подбородка. Масть лошадей саврасая летом и светло-гнедая (скорее шоколадная) зимой – в обоих случаях с почти белыми подпалинами. Волосы на щеках и на лбу несколько темнее, чем на остальном теле; конец морды беловат. Спинной ремень очень слабо выражен и у лошадей в зимнем уборе совершенно пропадает. Ноги вершка на полтора выше колен и до копыт, а равно копыта и грива – черные. Грива свешивается на левую сторону. Вообще шерсть короткая и гладкая, но у других убитых экземпляров, например у молодого убитого жеребчика, она курчавая. На всех четырех ногах мозоли.
При дальнейшем следовании в глубь Центральной Азии нам приходилось постоянно встречать куланов и джигетаев. Сравнивая дикую лошадь с двумя последними, мы видим следующее различие в привычках их и жизни.
Дикая лошадь – житель равнин пустыни и выходит на пастьбу и водопой ночью, с наступлением же дня – возвращается в пустыню, где и остается отдыхать до полного захода солнца. Весною, когда в табуне есть жеребята, она отдыхает всегда на одном и том же месте. Это свидетельствуется тем, что мною была найдена площадка около сорока квадратных сажен, сплошь покрытая толстым слоем жеребячьего навоза. Почти полное отсутствие крупного навоза заставляет предполагать, что место отдыха табуна изменяется, когда жеребята подрастают, и остается постоянным во время их малолетства.
Животные рода asinus-ослов – жители подгорных стран и никогда не встречаются в равнинах. С восходом солнца стадо их выходит из гор на пастбище и водопой, к заходу же солнца возвращается обратно в горы, где и ночует. Горы они предпочитают скалистые. Мы встречали куланов и джигетаев массами, но места их постоянных кочевок найти не могли.
Дикие лошади держатся в числе не более десяти штук, имея в каждом косяке главаря-жеребца. Другие жеребцы имеются тоже в косяке, но только подростки, да и те, судя по шкуре молодого двухлетнего жеребца, жестоко страдают от главаря: на коже этого жеребенка видна была масса укусов.
Куланы и джигетаи, наоборот, держатся стадами по ста штук и более и имеют много жеребцов, не подчиненных, по-видимому, ни одному из них преимущественно. Исключение составляет вид asinus’ов, держащихся в бассейне озера Куку-нора: они ходят отдельными табунами по десяти-двенадцати штук, не более, и подчинены одному жеребцу.
Дикие лошади ходят большею частью гуськом, особенно когда уходят от опасности; куланы же и джигетаи, будучи испуганы, всегда толпятся и убегают в беспорядке. Вследствие привычки лошадей ходить гуськом, по всей местности Гашуна идут глубоко проторенные тропинки; между тем там, где водятся куланы и джигетаи, мы этого не встречали, за исключением долины верховья реки Ганьчжоуской (Хы-хо) в Нянь-Шане. Одним из самых отличительных признаков присутствия в данном месте диких лошадей служат громадные кучи навоза близ троп; на эту особенность указал наш сарт-охотник, который тотчас же, по прибытии нашем в Гашун, по этому признаку определил, что лошади были на водопое накануне.
Кулан и джигетай не ржут, а кричат, да и то весьма редко. Дикая лошадь, наоборот, ржет звонко, и ржанье это совершенно схоже с ржаньем домашней лошади; точно так же, когда дикая лошадь сильно испугана, то ее храп и фырканье напоминает наших лошадей.
В зависимости от различного местонахождения лошадей и куланов находится строение копыт, которое у них совершенно не схоже. Род asinus имеет копыта суженные и полные, со слаборазвитой стрелкой, лошади же имеют круглые, большею частью весьма глубокие. Вследствие отрастания роговой оболочки след животных достигает 10 дюймов длины и 9 дюймов ширины. Стрелка копыт очень хорошо развита.
По сложению дикая лошадь отличается тем от кулана, что он цыбат, узок в плечах и имеет длинную шею. У лошади совсем наоборот. Кроме того, куланы Закаспийской области имеют круп значительно выше переда. Эта особенность, однако, не является общею всем куланам и джигетаям Центральной Азии; хотя последние и кажутся поджарыми, но превышение крупа над холкой – незаметно. По голове род asinus отличается от лошадей горбоносостью, узким лбом и длинными ушами. Других отличий рода asinus от лошади я не касаюсь, не будучи зоологом.
Много раз приходилось слышать, что, кроме саврасых, бывают еще голубые и пегие лошади. Голубых мы совсем не видали. Пегих лошадей нам казалось что мы видели, когда рассматривали табун с двух– или трехверстной дистанции; с приближением же к лошадям эта пегая окраска пропадала. Это можно объяснить, мне кажется, просто сильным освещением солнца. Немного взъерошенная от валянья шерсть или потемневший от омертвения при линянии волос не отражают свет так же сильно, как гладкая шерсть и живой волос. Поэтому такие места кажутся темными пятнами. От свойства освещения зависит, вероятно, и кажущаяся голубая окраска лошадей. Например, нам и при лунном освещении лошади казались совершенно белыми.
