одетый в ярко-зеленый халат и большие сапоги из белой кожи с острыми, загнутыми вверх носками. Когда, все уселись в кружок, Сеид-Умар объявил, что его племянник бросил столицу, и что ни он, ни его поданные не желают сражаться. Командующий войсками сказал на это, что его очень огорчает бегство хана; пусть он возвращается в столицу, в противном случае на его место будет посажен другой хан.
Только что кончилась беседа, как явился офицер и доложил генералу, что отряды Веревкина и Ломакина находятся неподалеку и ожидают его превосходительство. Кауфман, вся его свита и хивинские после поехали к этим войскам; сзади тронулись туркестанцы. Через четверть часа открылись стройные ряды пехоты, конницы и артиллерии; войска были одеты щеголевато, в парадной форме, выглядели молодцами. Полковник Саранчев скомандовал: «на караул», музыка апшеронского полка заиграла встречу. Генерал начал объезд. Он останавливался перед каждой отдельной частью и благодарил за молодецкую службу. Тут стояли бородатые оренбуржцы и уральцы, лихие сунженцы, мусульманская сотня в своих нарядных костюмах, боевые кавказские батальоны, привыкшие к степной войне, линейные. Урал, Терек и Сунжа, Кавказские горы – все выслали своих детей поглядеть на Хиву. После блестящего смотра солдаты и офицеры всех трех отрядов перемешались, разыскивая друзей, знакомых, земляков. В глубине Азии, перед неприятельской столицей и после тяжких трудов, многих ожидала радостная встреча. Четвертому отряду, полковника Маркозова, не суждено было добраться до Хивы; он вернулся с половины дороги. На пути этой колонны колодцев оказалось еще меньше, чем встречали прочие отряды; жара доходила до 60 градусов – это все равно, в бане, на полке; солдаты мучились от жажды, верблюды падали сотнями. Для спасения отряда Маркозову ничего больше не оставалось, как вернуться назад.
Между тем из города беспрепятственно приезжали к генералу всадники и, получив от него приказание, уносились обратно; последнее приказание дано: снять пушки, и когда оно было исполнено, войска стали в ружье. После захождения головные части шибко пошли вперед. Вот, наконец, и Хива: ее высокие, зубчатые стены, за которые виднеются верхушки деревьев; торчат остроконечные вершины минаретов, возвышаются круглые купола мечетей; посередине – огромная, круглая башня, блестящая, как фарфор. На улицах и перекрестках уже стояли наши войска; музыка играла вступающим встречу; громкое единодушное «ура» потрясало стены азиатского города, никогда не слыхавшего ничего подобного.
Вид города Хивы
Улицы в Хиве узкие, кривые, покрыты страшной пылью; у домов и стен толпился народ, но выглядел как-то тупо; лица у всех бронзовые, хмурые, с теми же нахлобученными высокими бараньими шапками. Голова отряда вступила на просторную площадь, к которой примыкали ханский дворец, мечеть и лавки. Здесь остановилась пехота и дивизион конной артиллерии; остальное пространство занял народ. Выехал на площадь генерал Кауфман, еще раз раздалось громкое «ура», хивинцы сняли шапки… Народу было объявлено, что он может заниматься своим обычным делом, ничего не опасаясь; войско «Белого» царя пришло не для разрушения, а для того, чтобы устроить в их земле порядок; все же старые провинности будут забыты. Затем, оставив караулы в разных частях города, войска расположились лагерем версты за полторы от Хивы, в большом, тенистом саду, принадлежавшем хану. Тут стоял его летний дворец.
Первым распоряжением русского «сардаря» было освобождение рабов. В Хиве, до прихода русских, существовал особый невольничий рынок, на котором продавались персияне, русские… Русский человек шел в цене от 15 до 30 рублей, персиянин – дешевле; русские почти всегда доставались хану. Тяжка была участь этих несчастных, хотя некоторые из них достигали высокого положения в Ханстве: командовали войсками, заведовали артиллерией или стрелковым обучением пехоты. Пленников доставляли больше туркмены: они хватали свои жертвы, истязали их пытками и держали всегда впроголодь, в предупреждение побегов. Киргизы приводили пленников с границ Сибири и Оренбургской губернии. Сколько было радости, когда эти страдальцы только узнали о приближении русских! 2-го июня возвратился из бегства хан и явился к русскому сардарю. Генерал принял его перед палаткой, на мощеной кирпичной площадке, устланной коврами. Когда хан подъехал к своему же дворцу, то слез с коня и смиренно шел пешком; поднявшись на площадку, он, по хивинскому обычаю, уселся на ковре, причем поджал под себя ноги. По виду это был крепкий и здоровый мужчина, без малого сажень ростом, широкий в плечах, пудов семи весу, в шелковом, ярко-синем халате, без оружия. Хан сидел, поникнув головой, едва осмеливаясь поднять глаза на русского генерала.
«Великий Белый Царь, – сказал ему Кауфман, – не желает свергать вас с престола. Он слишком велик, чтобы мстить вам. Он показал вам свое могущество и теперь хочет вас простить».
«Я знаю, что поступал очень дурно, – ответил хан. – Мне давали дурные советы. Вперед я буду знать, что мне делать. Я благодарю великого Белого Царя и славного ярым-падишаха за их великую милость ко мне, я всегда буду их другом».
«Теперь вы можете возвратиться в свою столицу. Скажите своим подданным, что русские – не разбойники и не грабители, а честные люди. Они ничего не тронут – ни их жен, ни их имущества. Пусть мирно живут и занимаются своим делом». Затем хан уехал. После того он бывал еще много раз вместе со своим братом и однажды присутствовал на смотре русских войск. С каким любопытством, с каким удивлением смотрел он, когда проходили мимо него наши солдаты твердым мерным шагом под звуки музыки! Особенно удивительным ему казалось, когда войска дружно, как один человек, отвечали на приветствие генерала: «Рады стараться, ваше превосходительство!». Этот отклик поражал его своей необычностью, казался ему чем-то волшебным. «Так вот, – думалось ему, – урусы, которые покоряют мусульманские народы! Одна их горсть валила в Самарканде целые рати; несколько сотен взяли приступом великий Ташкент с его стотысячным населением, и теперь – много ли их тут? – забрались ко мне, хозяйничают у меня, как дома»… Так думал хан, пока проходили мимо него стройными рядами славные русские войска.
Примечания
1
От составителей: здесь и далее по тексту сохранено оригинальное написание, характерное для XIX века.
2
Бáктрийцы – исторический народ, живший с древних времен до V века в Бактрии, на сопредельных территориях современных Таджикистана, Узбекистана и Афганистана, между горной цепью Гиндукуш на юге и Ферганской долиной на севере. Столицей страны был город Балх на территории северного Афганистана. Бактрийцы говорили на вымершем бактрийском – иранском языке индо-иранской подгруппы индоевропейской языковой семьи.
3
Велиты (от
