Книга Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

Нолсиндар приподняла перья-брови.

— То есть, — запинаясь, пробормотал Фиффенгурт, — я уверен, что вы мудры, сильны и полны, э... преимуществ, или, скорее... я хочу сказать, вы молоды. Весенний цветок или, самое большее, саженец.

Нолсиндар сурово посмотрела на него. Но затем разразилась смехом чистого восторга:

— Саженец! В детстве я подрезала саженцы на участке моего отца. Это было далеко на западе, в зеленой долине Тарум Тун. В земле селков, где царит такой мир и тишина, что год может пройти без слов, и еще один, когда мы решаем только сочинять музыку, ради одной только радости от этого. От семян до гигантов я наблюдала, как росли эти деревья, и, когда они стали очень старыми и начали терять ветви, мы срубили несколько. Некоторые отправились на корабли, и у этих кораблей действительно была долгая жизнь. Но сегодня они спят на дне океана, а некоторые из нас все еще здесь, наслаждаясь комплиментами.

Что касается «Чатранда», то несколько его самых старых бревен, возможно, сделаны из деревьев моего отца. Я всегда надеялась подняться на его борт и послушать, как они разговаривают. Но в начале своей жизни «Чатранд» отправился на север, на службу к вице-королям Бектуриана. Когда он, наконец, вернулся, Эритусме была его хозяйкой и никому не позволяла подниматься на борт только для того, чтобы оценить его красоту или потому, что им нравилось искусство корабельных мастеров.

— Любовь и красота никогда не были заботой Эритусмы Великой, — сказал Киришган.

Пазел горько улыбнулся. Ты ее знал, верно. Но Рамачни печально посмотрел на них:

— Никогда — это место за пределами нашего понимания, Киришган. Как самые глубокие покои сердца.

Пока Фиффенгурт сопровождал женщину-селка по «Чатранду», молодые люди спустились в свою любимую большую каюту. Сначала казалось, что ничего не изменилось. Невидимая стена по-прежнему отгораживала проход в пятидесяти футах от двери; Таша все еще могла разрешить или запретить вход одним движением мысли. Элегантная мебель осталась привинченной, как и в Этерхорде. Огромный самовар все еще блестел.

Но при втором взгляде Пазел увидел множество повреждений. Побег из Стат-Балфира причинил больше вреда, чем нападение Бегемота. Летающие предметы разбили множество оконных стекол. Хрустальный книжный шкаф адмирала Исика разлетелся вдребезги, вывалив груду старинных томов. А там, где должно было стоять тяжелое кресло, в половицах зияли две длинные узкие дыры. Оно оторвалось от досок и прокатилось по комнате, круша меньшую мебель, и в конце концов оказалось за столом, как упитанный лыжник, кувырнувшийся в сугроб.

Фелтруп извинился так многоречиво, что можно было подумать, будто он лично разграбил комнату.

— О дурак! Никогда, никогда больше я не буду игнорировать скрипучую половицу! Я проверял каждый винтик дважды в день, когда мог. Но что толку от винта, если половица нуждается в замене? Посмотрите на это место! А Марила работала так неустанно — убирала, ремонтировала, боролась с пылью и плесенью. Она хотела, чтобы ваше возвращение домой прошло великолепно.

Марила неловко взяла Нипса за руку.

— Я просто хотела, чтобы ты вернулся, — пробормотала она. Это были самые нежные слова, которые Пазел когда-либо от нее слышал, но Нипс, казалось, не слушал: его взгляд был прикован к окнам и холодной воде за ними.

Все они принялись за уборку.

— Завтра мы заделаем окна — там припасено много запасных стекол, — сказала Марила. — Фиффенгурт показал мне, как это делается — ничего сложного, но нарезка требует времени. И я заберу свои вещи из твоей каюты, Таша. Я попробовала адмиральскую спальню, но без вас троих она казалась слишком огромной и пустой.

— Оставайся на месте, — сказала Таша, беря Пазела за руку. — Мы будем спать в комнате отца, по крайней мере, сегодня вечером.

Пазел почувствовал, как крепко она его сжала. Они не занимались любовью со времен Уларамита, и он не был уверен, что им следует делать это сейчас. Она вела внутреннюю битву, сражаясь за них всех, за весь мир. Отвратить ее от этого каким-либо образом, отвлечь ее: это не могло быть правильным.

— Интересно, есть ли на камбузе какая-нибудь еда, — услышал он свой голос.

Таша посмотрела на него так, словно он только что заговорил на самом странном языке, которым владел. Она увлекла его в адмиральскую спальню и закрыла дверь. Прижав его к стене, она закрыла ему глаза руками. Он чувствовал ее шрамы, зажившие и заживающие. Когда она поцеловала его, он почувствовал вкус моря.

Ее пальцы разжались. Он посмотрел между ними и рассмеялся. Таша оглянулась через плечо и тоже рассмеялась. Еще одна жертва их побега: медная кровать Исика. Задние ножки были сломаны, но все еще прикручены болтами к полу; передние ножки были отломаны начисто. Пазел знал, что это было брачное ложе ее родителей: на нем адмирал и Клорисуэла Исик пытались и терпели неудачу за неудачей, чтобы привнести новую жизнь в свой дом. Только магия позволила этой доброй женщине забеременеть. Магия Эритусмы. Она была в начале жизни Таши. Без сомнения, она будет и в конце.

— Раздень меня, — сказала Таша.

— Что?

Не та реакция, на которую она надеялась. Таша ждала; Пазел не двигался. Что-то случилось бы, если бы он сдался; задача стала бы сложнее, а успех — еще дальше. Но в следующее мгновение ему стало на это наплевать. Он позволил их пальцам соприкоснуться. Он потянулся к верхней пуговице ее блузки. Она дышала так, словно только что пробежала несколько миль.

Голоса во внешней каюте: Герцил, Рамачни, Фиффенгурт. Пазел начал неистово целовать ее, ничто не могло помешать этому, ничто, пока он оставался жив...

Она испуганно отступила назад.

— Боги, — сказала она, — эта серебряная штуковина, этот жезл. Я знаю, что это такое.

О чем она говорит? Зачем она вообще заговорила? Он снова притянул ее к себе, но ее рука уже лежала на дверной ручке.

— Отпусти, — прошептала она и выскользнула из комнаты.

Он стоял там, тяжело дыша. Ему было стыдно за свою слабость. Сломанная кровать наклонилась к нему, шикарная и разрушенная, чувственный пандус, заканчивающийся у стены.

Герцил принес Нилстоун и вино из Агарота. У мистера Фиффенгурта, со своей стороны, была бутылка вестфиртского бренди.

— Поздравление от мистера Теггаца, коварного интригана. Можно только гадать, где он прячет свой бренди. Он также просит сообщить, каких деликатесов вы жаждете — если они есть в кладовой, он приготовит их