Звёздочкой яблоками и отнесла Урагану, после чего, погладив любимицу на прощание и пообещав вернуться уже в скором времени, направилась к выходу. Я пошёл за ней следом, и уже на свежем воздухе мы возобновили наш незаконченный разговор.
— Сирил, могу я узнать, почему вдруг ты стал сомневаться?
— Честно сказать, не совсем понимаю, что должен ответить… — побоявшись, что Ада разозлится также, как и тогда на Твине, я решил действовать осторожно.
— Ты говоришь, что не уверен в правильности Жатвы, а, значит, отрицаешь и главную причину, по которой та была введена — запугивание и порабощение человечества. Могу ли я предположить, что… ты решил признать людей и эксилей друг другу равными?
— Не совсем так, — остатки глупого мальчишества и королевская гордость не дали мне сказать правду, признав тем самым сотни своих грехов и ошибок (идиот! разве не понимал, что пожалеешь об этом уже совсем скоро?).
— Нет? — Ада начинала выходить из себя и, не желая с ней спорить, я поспешил исправить ошибку с наименьшими, как мне тогда казалось, для себя потерями.
— Я имел в виду Жатву! То есть причину, по которой та была введена — ты её истолковала неверно.
— О чём ты говоришь? Разве Жатва нужна не для того, чтобы держать людей в страхе и иметь возможность безропотно эксплуатировать?
— Цель и причина — две разные вещи. Сейчас в Жатву вложен именно такой смысл, но с самого начала всё было немного иначе. На самом деле, я ввёл Жатву как раз-таки для того, чтобы спасти человечество от полного уничтожения.
— Непостижимо…, — мы уже почти дошли к главному дворцовому входу, когда Ада внезапно развернулась кругом и, взяв меня за руки, посмотрела прямо в глаза. — Пожалуйста, Сирил, расскажи мне всё, чтобы я, наконец, поняла.
— Ты можешь посчитать меня дураком, если узнаешь…
— Не посчитаю. Более того: я всегда за здоровую долю глупости. Пожалуйста, Сирил. Я ведь не только твоя жена, но ещё и королева, для которой судьба этого мира вовсе небезразлична.
Ада ждала моего ответа, пока я всё никак не мог убедить себя прекратить сомневаться. Что-то внутри настойчиво твердило, что рассказывать ей обо всём — плохая идея, и я никак не мог понять, что. Однако в тоже время это был первый раз за прошедшие после моего прибытия три недели, когда девушка по-настоящему чем-то заинтересовалась. Всё это время я волновался о ней, так как не мог понять причину этой её внезапной грусти и отстранённости. Сейчас же холод, наконец, пропал из глаз небесного цвета, уступив место куда более привычному, пламени. По глупости возжелав задержать сей огонь, я всё-таки решил рискнуть, отбросив плохие предчувствия куда подальше.
— Одиннадцать лет тому назад кое-что произошло, когда мы атаковали очередной город. В тот день я кое-кого встретил.
— Кое-кого?
— Да. С самого начала нашим планом было полное уничтожение человечества, и никакой речи о порабощении даже не шло. Лишь со временем Жатва стала для эксилей обычной игрой и возможностью развеяться, но тогда мы относились к уничтожению городов довольно серьёзно и считали это полномасштабной войной. Не могу не признать, что многим эксилям с самого начала нравилось убивать людей. Конечно, это звучит дико и слишком жестоко, однако, я не вправе винить их за это: мы хищники — такова уж наша природа. Вот только всё изменилось — вернее, вопреки желанию многих, я заставил всё измениться. После нападения на тот город. Очень большой и красивый. Кажется, вы, люди, называли его Москвой.
Мне бы следовало остановиться уже на этом, однако, я слишком сильно погрузился в воспоминания для того, чтобы заметить перемены, происходящие с девушкой. Да и к тому же Ада всегда умела скрывать свои чувства лучше кого бы то ни было… В общем, проигнорировав повисшее в воздухе напряжение, я сделал глубокий вдох и продолжил.
— В тот раз ночь была неестественно ясной, и Лудо, поддавшись ребячеству, попросил меня составить ему компанию в предстоящем «веселье». Брат был куда настойчивее обычного, так что, пусть и без особого энтузиазма, но я всё-таки согласился. Взяв с собой ещё и Вика, мы отделились от общей группы и направились к более бедным, к тому времени почти что не тронутым районам. Там уже Лудо смог развернуться на славу, пока мы с Виком лишь скучающе наблюдали. Однако моя скука мгновенно испарилась после того, как наша небольшая группа вошла в один дом. Обычный, серый, ничем не примечательный. Но именно в этом заурядном доме я и встретил ту сумасшедшую. Думаю, она была особенной. В точности такой же, как и ты, Ада Норин.
— О чём ты говоришь? Я не понимаю…
— Там была девочка. На вид не старше твоей служанки, но в храбрости не уступающая даже тебе самой. Она накинулась на Лудо после того, как он убил близкого ей человека. Вырвала из его брони стальные перья и выставила перед собой, словно самый что ни на есть настоящий меч. Это было просто уму непостижимо! Вместо того, чтобы бежать, человек напал на эксиля! На моей памяти такое происходило впервые, но, знаешь, даже не это завораживало больше всего: что пленяло по-настоящему сильно — так это её взгляд. Он был холодный, как океан в зимнюю стужу и одновременно с этим жаркий, как Солнце, возжелавшее превратить весь мир в пепел. Но, что самое главное, — он был живым. Эта девчонка не хотела существования, она желала именно жизни. Словно по взмаху волшебной палочки, пламя в её глазах зачаровало меня, отняв возможность даже дышать.
— И что же было дальше? Почему ты всё-таки решил ввести Жатву?
— Благодаря этой девочке я понял, что люди не безнадёжны. Был вынужден признать, что среди них есть достойные, — те, кто, не имея за спиной крыльев, в несколько раз превосходят эксилей пусть и не в физической силе, но в духовной. Однако тогда мой взгляд на вещи был довольно-таки ограниченным: я считал, что лишь особенные люди имеют право на жизнь. Сейчас я в этом уже не уверен.
— Вот оно как, — Ада развернулась и ускорила шаг в направлении зимней беседки, однако, отойдя всего на пару метров, застыла на месте и спросила меня, даже не обернувшись. — Та девчонка… Почему ты её не убил?
— Не знаю. Ко мне и мысли такой не пришло, — образ девочки вновь возник в голове, и я неосознанно улыбнулся. — Интересно, где она сейчас?
На это Ада ничего не ответила. С безразличием на лице королева возобновила свой путь к зимнему саду, похоже, совершенно забыв о наших планах
