действовали со значительным промедлением, как считали многие скептики, организовывавшие массовые акции протеста против правительства, которое, по их мнению, не вполне адекватно реагировали на их требования. В 1958 г. жертвы болезни Минамата и их родственники стали одними из первых, кто организовал гражданское движение. После этого повсеместно фермеры, рыбаки и другие простые японцы также стали организовывать выступления против промышленного загрязнения и разрушения окружающей среды. Активисты-адвокаты и доктора, которые их поддерживали, ученые и журналисты предлагали помощь и советы относительно того, как поставить барьер закона на пути уничтожителей природы. К 1967 г., когда парламент наконец утвердил Базовый закон о предотвращении загрязнения окружающей среды, суды уже вынесли ряд судьбоносных решений в пользу истцов.
Успех акций защитников окружающей среды вдохновил на создание и других гражданских движений. В конце 60-х и в 70-х активисты заблокировали строительство нового аэропорта в префектуре Окинава, которое уничтожило бы невосполнимые виды кораллов. Жители некоторых префектур с успехом противостояли планам правительства построить поблизости от их домов ядерные реакторы. Особенностью нового активистского движения было появление добровольных ассоциаций, которые создавались домохозяйками. Опираясь на то, что они называли материнской логикой, эти женщины выступали против роста цен на пищевые продукты, несправедливого размещения свалок, за решение транспортных проблем и повышение безопасности дорожного движения. Типичное гражданское движение являлось неполитическим союзом, лишенным узкопартийного характера, который возникал на временной основе для достижения определенной цели. Но даже в этом случае действие протестующих групп оказывало значительное влияние на определенные действия, предпринимаемые ЛДП, и подвергало обструкции тех, кто стремился достичь экономического роста, не считаясь ни с чем.
Другие критики позднего периода Сёва нацеливались на экстравагантные проявления «нового потребительства», связанные с японскими нуворишами и наиболее зажиточными представителями среднего класса. Богатые японцы, вероятно, хотели видеть себя в образе просвещенных потребителей, чьи потребительские способности были теперь освобождены от анахроничных, ограничительных норм, связанных с иерархичной системой классов. С точки зрения их критиков, однако, дорогостоящие уроки тенниса, дыни за сотню долларов, шикарные автомобили, на которых выезжали только по воскресеньям, а также членство в эксклюзивных гольф-клубах, стоившее десятков тысяч долларов, представляли собой не волнующий новый образ жизни, а крик души по поводу той ужасной скуки и духовной пустоты, которыми были охвачены богатые японские пригороды.
Для многих Нантонаку, курисутару («Некоторым образом кристалл») был отражением ночных кошмаров молодых богатых токийцев, для которых цены не имели значения. Этот первый роман, написанный студентом университета, принес своему автору звание лауреата. Он появился в декабре 1980 г., и за короткий промежуток времени было продано 800 000 экземпляров. В Нантонаку, куристару описывались две недели из жизни студентки колледжа, которая вступила в случайную связь с молодым человеком, встреченным ею на дискотеке, в то время как ее друг-музыкант был на гастролях. Сюжет, однако, имел второстепенное значение по сравнению с более чем 400 ссылок, которые сопровождали текст. Они информировали читателя о прелестях «кристальной» жизни. Этим термином автор описывал нигилистический взгляд на мир, присущий его поколению, склонному к материализму. «Если вам захочется среди ночи кекса, — советовал автор, — вам следует направиться в «Чианти» в Аояма 3-чомэ, где вы можете получить свой кекс со стаканом белого вина. После этого идите за мороженым в «Свенсен», магазин с ароматами Сан-Франциско на авеню Убийцы». Каждая звездочка отсылала читателя к детализированной сноске, в которой пояснялись все достоинства шикарного места развлечений, магазина или брэнда{365}. Особенное раздражение у критиков потребительского взгляда на жизнь вызывали утонченность и насмешливая надменность многих пассажей: «Купить легкий свитер «Куррэж» и положить его в пакет для покупок «Куррэж»: я бы хотела насладиться подобным снобизмом», и «Хорошо запивать кекс эспрессо, но иногда вам хочется употребить его во французском стиле, с белым вином: я бы хотела насладиться подобным жеманством».
Для тех кого отпугивали все эти «жеманства» и «снобизмы» выдуманных персонажей Нантонаку, курису тару, объектом атаки стала семья-«ядро», которая становилась типичным признаком городской жизни среднего класса. Хотя переход к менее крупным семьям начался гораздо раньше, чем считается, он имел довольно резкий характер. В 20-е гг. XX в. в состав более 30 % японских семей входили три и более поколений, живущих под одной крышей. В 1985 г. 61 % японских семей представлял собой семьи-«ядро», состоявшие из двух поколений, 18 % японцев проживали в одиночестве, и лишь 15 % имели в своем составе три поколения, проживавшие вместе. Для консервативных комментаторов изменения в структуре семьи были признаком размывания традиционных ценностей. Са-рари-мэну и его жене, изолированным в своем доме или квартире, было нелегко заботиться о родителях. Таким образом, появлялась категория пожилых людей, которые «умирали в одиночестве и забвении»{366}. Более того, служащий-отец отсутствовал дома слишком продолжительное время и не мог приучать своих детей к дисциплине. Ленивая мать, принадлежащая к среднему классу, также не сильно способствовала их воспитанию. Всегда слишком озабоченная материальными благами, она проводила много времени за игрой в теннис со своими друзьями, а затем занималась вырезанием причудливых фигурок из сахара для вечерней чайной церемонии. В результате она утрачивала свои «естественные инстинкты по воспитанию детей». Неудивительно, что в глазах подобных критиков японские дети выглядели хорошо образованными, но при этом они росли замкнутыми, бесхарактерными и эгоцентричными.
Укором образу жизни нового среднего класса служил скромный образ жизни семей ситамачи. Термин ситамачи, который зачастую переводится как «деловой район», на самом деле относится к городским кварталам, заполненным мелкими лавочками и ремесленными мастерскими. Типичный «деловой район» мог включать в себя пекарню, рисовую лавку, книжный магазин, парикмахерскую, косметический салон, цветочный магазин и пару небольших ресторанов и кофеен, на несколько столиков каждый. Небольшие семейные предприятия по производству тофу, лапши, татами, кимоно, пластиковых бутылок и деталей для механизмов. Лавочники специализировались на продаже овощей, фруктов, рыбы, бакалеи, игрушек, канцелярских и спортивных товаров, электробытовых приборов, пива и сакэ, а также постельных принадлежностей. Зачастую семьи ситамачи, большинство которых проживало в квартирах, расположенных над лавками, весьма гордились тем, что их культурные ценности и социальное положение происходили от традиционной жизни торговцев в доиндустриальных замковых городах Японии.
Хотя подобные утверждения базировались на весьма избирательном прочтении прошлого, образ жизни и отношения с соседями людей из ситамачи действительно сильно отличался от образа жизни типичной семьи среднего класса. В одном антропологическом исследовании наивысшим идеалом ситамачи называлось «домовладение Онума». Отец, мать и старший сын со своей женой вели семейный бизнес, в котором было занято с полдюжины других людей. Они вручную шили из парчи дорогие свадебные кимоно. Бабушка Онума помогала, упаковывая готовые изделия в коробки, отвечая на телефонные звонки, готовя пищу и присматривая за внуками.
