Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 206
ему было самое место. А она, Марья Антоновна, осталась. Осталась на долгие годы с истерзанной, перегоревшей душой.XXIV Спиридоновка. Май 2005 года.
…На восьмой день женщина привычно ждала его, но он так и не появился. Она почувствовала, как тоска заполняет сердце. Ей было тревожно, и она плохо спала всю ночь. Плохое самочувствие сопутствовало и следующему дню, потому что Тимофей не появлялся, а сама пойти к нему и узнать, в чём дело, Марья Антоновна не могла. Она была сама не своя и не находила себе место. У неё всё не ладилось. Картошка сгорела, сама она обожглась, печка дымила в дом, всё валилось из рук, и даже дочка капризничала больше обычного.
Через неделю она совсем извелась и клялась себе, что больше никогда его не унизит, не ударит. Почему эти три года она могла спокойно спать в своей постели, а теперь, когда он вернулся, она как будто снова переживает весь ужас четырёхлетней давности? И ужас этот затянулся.
«Если я не увижу его сегодня, я, должно быть, сойду с ума!»
Днём она закрыла спящую Василису дома и пошла поспешно на колодец. Марья Антоновна уже набрала воды и хотела идти домой, когда услышала сзади себя шумное дыхание. Она повернулась и еле удержала вёдра. Перед ней стоял Тимофей. Синяк на подбородке почти сошёл.
Они уставились друг на друга. Она медленно поставила свои вёдра. Он — свои. Она вдруг бросилась в лес по дороге. Он припустился за ней. Они бежали долго, не чуя под собой земли. Потом она нырнула за старое толстое дерево и облокотилась на него спиной. Тимофей нагнал её и окутал собой, тяжело дыша, прижал женщину. Голова у неё закружилась, и она вся обмякла. Он замер так, вдыхая с наслажденьем запах её волос.
— Машенька, Маша, — зашептал он ей в ухо, — делай со мной всё, что хочешь. Мучай, бей, убей! Только не отталкивай меня, Маша! Позволь, как собаке, быть у твоих ног. Маша, я люблю тебя! Маша, я люблю тебя больше жизни! Я не могу так больше, Машенька.
— Тимофей, дай воздуху, — слабым голосом попросила она. — Мне кажется, я умираю.
Он развернулся сам спиной к дереву, а её освободил и поддерживал за спину под лопатками.
— Маша, что ты такое говоришь? Маша?
Голос у него дрожал. Она подняла лицо и увидела: в его глазах блеснули слёзы. Мысль о её смерти причиняла ему невыносимую боль.
— Живи, душа моя, дыши! Я жив, покуда я могу слиться с тобой в одно и дышать с тобой одним воздухом.
Он осыпал её лицо поцелуями и остановил на нём глаза, полные нежности и любви. Никакой гордости, дерзости и наглости. Только нежность и любовь.
«Так вот какой ты, Тимофей Глухов, на самом деле!» — подумала она и потребовала вслух:
— Обещай не изменять, не предавать!
— Обещаю!
Он всё ещё тяжело дышал ей в лицо.
— Обещай не драться, не грубить!
— Обещаю!
— Быть честным, разговаривать со мной!
— Да. Обещаю!
— И больше никого… никогда… — тихо, с дрожью и слезами в голосе, потребовала она.
— Никогда! — одна слеза выкатилась у него из глаза и побежала по щеке.
— Я беру тебя в мужья, Тимофей Глухов, пусть мне это и нелегко. Я без тебя тоже не могу. Я люблю тебя, чёртов выскочка, дрянная башка. Я чуть с ума не сошла за эту неделю. И где тебя только носило?
— На работу устраивался. С понедельника начну ездить. Не может же командир вечно нас кормить.
Она прильнула к его груди. Как же хорошо было просто говорить с ним! Он снова прижал её к дереву.
— Ты мне тоже кое-что пообещай. — Вид у него был очень серьёзный. — Быть иногда покорной. Ты же ведь всё-таки баба, хоть и старше меня!
Он сверкнул улыбкой, и они вместе засмеялись.
— Обещай! Обещай, я сказал! — потребовал он с улыбкой, но очень настойчиво, когда они отсмеялись.
— Хорошо! — сказала она.
— Что?
— Ну, обещаю. Обещаю.
— Подожди меня здесь. Я вёдра спрячу.
Он её отпустил и побежал обратно по лесной дороге. Через пару минут он появился перед ней с другой стороны дерева. Он взял её одну руку и положил себе на вздымающуюся грудь под рубашку. Она робко улыбнулась, гладя его горячую, скользкую от пота кожу.
— Целуй же меня уже! — шумно выдохнул он.
Она куснула его за шею и получила такой же ответ. Они резвились, как дети, покусывая друг друга, и так не по-детски распалились, дойдя до настоящих поцелуев, что опять раскровили Тимофею нижнюю губу. Сладкие поцелуи с примесью крови! Вся их любовь сладко-горькая, со слезами на глазах, очень сильная, жгучая и мучительная! Марья Антоновна чувствовала себя преступницей, но не могла, не хотела, устала сопротивляться.
Тимофей срывает рубашку, бросает на редкую лесную траву, расправляет, пытаясь создать хоть какое-то удобство. Три года он мечтал об этом, терзался желанием и воспоминаниями! Он укладывает её, спешно расстёгивая пуговицы на тёмно-синей кофте, она пытается ему помочь, и их пальцы то и дело сталкиваются и переплетаются между собой. Сон! Их лица искажают гримасы страсти, которые невозможно утаить в лесной тени. Морок! Им не хватает воздуха, они задыхаются в лесной прохладе, захлёбываясь друг другом, и невозможно понять: прекрасны они сейчас или ужасны. Видение! Он расстегивает ещё несколько пуговиц на лифе платья и припадает губами к груди, увядающей, но от этого не менее желанной. Шершавые пальцы устремляются в далёкие странствия, и женская кожа под ними кажется до того гладкой, что хочется плакать от умиления.
Эта божественная земля, столько лет ждавшая своего путешественника, вздрагивает от наслаждения. «Поднимитесь на мои возвышенности, — умоляет она. — Посетите мои низины. Познайте все мои источники и заповедные уголки!» Желание. Томление. Упоение! Женщина не выдерживает пытки, хватает за голову мужчину и отрывает его от себя. Вокруг шумит лес, прыгают солнечные зайчики. Когда он проникает в неё, накрывая собой, она смотрит в лицо, румяное, одутловатое, со взбугрившимися венами, с безумными голубыми глазами, блаженство
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 206
