Книга Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик

— Да, — сказала Таша, — я знаю. Спасибо вам, леди Оггоск. Я и представить себе не могла, что вы сделаете такое предложение. Но я не могу его принять.

— Я, кстати, получил тот же ответ, герцогиня, — сказал Герцил.

— Никто, кроме меня, не стоял бы перед Камнем, если бы Эритусма не дала четких указаний, — сказал Рамачни. — Отойдите в сторону, герцогиня: время для разговоров прошло.

Оггоск отступила в рулевую рубку. И Таша, сопротивляясь желанию взглянуть на Пазела в последний раз, сломала печать, откупорила бутылку и выпила.

Когда она наклонила голову, бледная шея Таши засияла в лучах утреннего солнца, и толпа внизу смогла ясно разглядеть шрамы, оставленные заколдованным ожерельем почти год назад. При этом воспоминании Пазела пронзил укол старой боли. Но это было ничто по сравнению со страхом, который он испытал, когда Таша опустила голову.

Ее глаза были широко открыты, и она не моргала. Она смотрела мимо них куда-то вдаль. Пазел увидел одну капельку в уголке ее рта; затем язык высунулся и ее слизнул.

У нее перехватило горло. Она боролась с тем, чтобы ее не вырвало. Она сунула бутылку в руки Герцила и упала на четвереньки, уставившись на палубу. Ее спина выгнулась дугой, а на руках багрово проступили вены. Когда она снова подняла голову, ее лицо было искажено безумием.

— Па! Вино отравлено! Оно, черт возьми, меня убьет!

Восемьсот голосов разразились криками. Пазел думал, что сойдет с ума. Он бросился к лестнице, но турахи стояли стеной.

— Убирайтесь с квартердека! — заорала она. — Назад.

Она, пошатываясь, ушла куда-то за пределы его поля зрения, потом появилась снова, и в ее руке был Нилстоун. Первая мысль Пазела была ужасной: Она похожа на Шаггата. Ибо Таша бессознательно подражала его жесту, высоко поднимая Камень одной рукой, как бы противопоставляя его темноту солнечному свету.

— Назад!

На этот раз голос, вырвавшийся у нее, превратился в неземной рев, прокатившийся по всему «Чатранду». Таша оторвала взгляд от Нилстоуна и посмотрела налево и направо, изучая воду, остров, небо. Команда действительно отступила, оставив только турахов и ближайших друзей Таши смотреть на фигуры на квартердеке. Внезапно поднялся ветер. Пазел почувствовал, как задрожали доски у него под ногами. Таша выглядела безумной и необычайно сосредоточенной, но в ней не было и намека на страх, совсем.

Затем ее взгляд перестал блуждать и остановился на одной точке: северной берег. Тонкий рукав Стат-Балфира, полмили леса между океаном и заливом. Драхнары расхаживали там по полосе прибоя.

Таша, пошатываясь, вошла в рулевую рубку. Оггоск отпрянула от нее, Фиффенгурт вцепился в руль. Без всякой цели, вообще не думая ни о чем, кроме того, что она в опасности, Пазел выкрикнул ее имя. Таша обернулась, как от удара плетью. Ее сотрясла судорога, такая сильная, что она чуть не упала.

Но за пределами корабля происходили события другого масштаба. Откуда ни возьмись налетел яростный ветер. Мачты стонали, флаги наполнялись и натягивались на своих привязях; такелаж визжал, словно в память об ураганах. На северном берегу вода отступила, оставив изумленных драхнаров на голом песке.

Внезапно «Чатранд» покачнулся. Поверхность залива заколебалась, словно какая-то огромная подводная масса неслась к берегу, поднимая перед собой носовую волну. Волна все росла и росла. Драхнары увидели, что приближается, и развернулись, спасая свои жизни. Волна ударила в берег и помчалась вверх по нему, захлестывая ноги мечущихся существ и поднимаясь к пальмам за песком.

Таша снова забилась в конвульсиях, и волна стала в десять раз выше. Это было ужасно: залив вонзался в остров, как меч. Пальмы с оголенными корнями оторвались от земли и, как тараны, налетели на тех, кто стоял сзади, а ветер все усиливался. Сквозь все это мягко проглядывало полуденное солнце.

Тело Таши опять содрогнулось. На Стат-Балфире произошел титанический взрыв песка, воды, деревьев. Пазел ахнул: весь залив пришел в движение, затем затрясся сам «Чатранд», и Пазел обнаружил, что его сбило с ног, а потом он вместе с дюжинами других заскользил по палубе. Боги, она нас топит. Но нет, она все-таки пришла в себя (хороший корабль, милый Рин, какая прелесть), и мужчины взялись за руки, как игрушечные обезьянки, чтобы спасти друг друга. Пазел с трудом поднялся на ноги.

«Чатранд» пришел в движение и мчался навстречу огромной стене пыли и песка, которая висела в воздухе над северным берегом. Они не плыли; их швыряло, они накренились и качались, беспомощные, как бумажный кораблик на волнах. Пазел прищурился, глядя на надвигающуюся стену, и увидел, что между бухтой и открытым морем был прорублен канал: второй пролив, узкий, как деревенская улица, но расширяющийся даже сейчас.

Фиффенгурт ревел: «Прочь от поручней, прочь!» — но мало кто видел или слышал его. И вдруг само судно оказалось в проливе, и раздался взрыв глухих ударов, трещин и крушений: пальмы ударялись о корпус. Корабль раскачивался, совершенно потеряв управление, в какой-то момент накренившись так сильно на правый борт, что поток перехлестнул через поручни, и Пазел, подняв голову, увидел верхушки деревьев, проносящиеся мимо на уровне глаз. Палубу наполнило пеной, листвой, песком; и в эту кипящую жижу падали люди и исчезали в ней.

Но Таша хорошо направила свою ярость, и прежде, чем они успели опомниться, буря вынесла их в море, прямо сквозь смиренные буруны, и оставила вращаться в водовороте, который быстро затих, сменившись тишиной. Далеко на востоке виднелось «Обещание», а на севере — бледное адское зарево Красного Шторма. Позади них в Стат-Балфире была проделана огромная дыра — словно нога рассерженного ребенка опустилась на песчаный замок.

Таша все еще стояла на ногах: само по себе почти волшебство. Герцил поднялся на ноги и, спотыкаясь, направился к ней, но, прежде чем он преодолел половину расстояния, она отмахнулась от него. Он остановился. Таша опустила Нилстоун, задумчиво погладила его черноту, затем положила на палубу.

— Это было не так уж трудно, — сказала она.

Глава 29. ПОЦЕЛУЙ МЕРТВОГО

13 фуинара 942

Герцил и Болуту сразу же покинули верхнюю палубу, унося Нилстоун и вино Агарота. Другие друзья Таши столпились вокруг нее, обращаясь с ней как с чем-то исключительно хрупким. Матросы и офицеры осторожно пробирались сквозь обломки, осматривая