— Взгляните, кто это? — спросил я.
Вдали, в ущелье на дальнем склоне, я заметил черную фигуру, спускающуюся с гор. Человек был очень далеко, так что пришлось присмотреться изо всех сил. Брат Гавриил, менее дальнозоркий, не мог его разглядеть, но бедуин мгновенно опознал человека и назвал его по имени.
— А, это старый монах, который проводит все время в горах, устанавливая кресты на возвышенностях, — сказал брат Гавриил. — Вы видели кресты. Он ставит их в память славных мучеников и отшельников, которые жили и умерли здесь.
11
Это была моя последняя ночь на Синае. Я в одиночестве сидел после ужина в маленькой комнате по соседству со спальней, и монах принес книгу посетителей, чтобы я оставил там запись. Я перевернул страницы, в свете лампы прочитал громкие имена. Странно, что многие скверные отели в часто посещаемых концах света заводят книги посетителей с роскошными пергаменными страницами, а вот монахи Синая, у которых бывает бесчисленное множество гостей (их много словно песку в пустыне, особенно если учесть паломников всех эпох и стран), обходятся обычной тетрадкой.
Книга посетителей — современная черта на Синае, эта начиналась с 1860 года. Буркхардт рассказывал, что когда в 1816 году посетил монастырь, он увидел на стенах клочки бумаги, на которых посетители записывали свои имена, так что современная тетрадь, очевидно, стала «давней и настоятельной потребностью».
Первая запись принадлежит Йохану Томасу Олафу Неергорду из Копенгагена, который останавливался в монастыре 19–21 марта 1860 года. Первые англичане, оставившие свои имена в книге посетителей, — Ч. М. Николс, Ч. Дж. Мур и Уильям Говард Доути, который сделал вклад в размере 60 франков.
Есть и французская запись, датируемая мартом 1868 года, когда монастырь посетила большая группа представителей Компании Суэцкого канала; можно разобрать подпись некоей Мари Вуазен. На той же странице, но с датой 30 сентября 1935 года, значится: «Сын Мари Вуазен, жены Жана Микара, был счастлив посетить это святое место через шестьдесят восемь лет после паломничества своей матери и деда. Гастон Микар».
Под датой 5 апреля 1871 года я прочел:
«Желаю выразить глубокую благодарность доброте и любезности, проявленным монахами во время четырехдневного визита в обитель. Каннингем Грэм, Шотландия».
Под 1875 годом, но без указания точной даты, в книге оставлена запись: «Чарльз М. Доути».
Замечательное послание датируется 7 октября 1888 года:
Я, нижеподписавшийся, штаб-офицер Генерального штаба Египетской армии, ответственной за восточную часть этой страны. Прибыл в монастырь после проверки Эль-Тора, в сопровождении Исмаила Аги Ахмеда Балу, баши Эль-Акаба, Вади Муса и Эль-Хадиля, и нашел его в полном порядке. Иногда арабские шейхи приносят ложные клятвы сознательно, ради собственной выгоды, и это весьма небезопасно. Надеюсь, если какая-либо дама услышит такие ложные клятвы, она немедленно сообщит правительству, чтобы мы могли разобраться со лжецом. Оставляем этот монастырь после трехдневного пребывания, премного благодарны монахам за уважение, доброту и внимание, которое мы получили. Они обеспечили нас продовольствием, фуражом и всем необходимым. Весьма сожалею, что нет времени посетить Джебел Муса и Джебел Катерин, но надеюсь, смогу посетить их в следующем году. В этом монастыре я увидел все и нашел его в полном порядке. Направляюсь в Суэц. Штабс-капитан Ибрагим Эфенди Зони, ГШ ЕА. Балу, баши Акаба.
Под датой 1 марта 1894 года стоит подпись Пьера Лоти.
10 мая 1903 года датирована следующая запись:
Мы первые францисканцы, которые прибыли сюда, в это святое место, после многих столетий, и мы очарованы всем, что видели. Мы счастливы воздать честь всем священным местам и святым реликвиям и не знаем, как выразить благодарность добрым братьям этого монастыря за их радушие и милосердие. Никогда не перестанем вспоминать восхитительные дни, которые мы провели здесь, пишем эти слова в благодарность за всю доброту, которую тут встретили. Благослови, Господь, этот святой дом и всех, кто его населяет. Ф. Годфри, У. Моубрей, фра Фиделис да Бостон.
16 ноября 1922 года покойный лорд Алленби посетил гору Синай и написал следующее:
Покидая монастырь Святой Екатерины, где я имел честь находиться в качестве гостя его блаженства[35], архиепископа горы Синай, должен выразить чувство глубокой признательности за гостеприимство и щедрость, которые нашли здесь и я, и мой штаб. Я бесконечно тронут мыслью, что архиепископ провел заупокойную службу по моей возлюбленной матери; я имел возможность присутствовать на этой церемонии. Мы увозим с собой благоговейные и счастливые впечатления о нашем пребывании в этом центре священных воспоминаний. Фельдмаршал Алленби. 16–18 ноября 1922 года.
Я скопировал лишь несколько записей, которые особенно заинтересовали меня, но трудно найти такой народ, чей язык не был бы представлен в этой книге.
12
Колокола зазвонили как обычно, в половине четвертого утра. Было еще темно, сияли звезды. Я спустился по четырем лестницам и пересек выбеленные дворы, в которых царили тишина и холод, и, прежде чем войти в церковь, расслышал в неподвижном утреннем воздухе приглушенный рокот голосов, доносившихся из здания. Я остановился и прислушался:
Агиос-агиос-агиос-агиос-агиос-агиос-агиос…
Затем более высокий голос ворвался в общий гул:
Кирие елейсон…
И третий, фаготом:
Кирие елейсон…
Последний слог был растянут и растаял на предельной ноте.
Через боковую дверь я вступил в облако тумана курящихся благовоний. Сначала я не мог ничего рассмотреть, кроме пятен света от горящих свечей и двух золотых искр и одной красной, висящих в сумраке; но потом глаза мои привыкли, я стал различать очертания, более темные тени в мире теней, и узнал огромный канделябр, свисающий с потолка в центральном нефе. Мое движение напоминало блуждание в огромной пещере, заполненной сталактитами.
Я на цыпочках прошел к хорам и встал там, не замеченный монахами. В восточной части церкви виднелось слабое сияние, в свете которого можно было распознать контуры кафедры. Бородатые лица возникали из темноты, на мгновение озарялись светом, а потом снова плавно исчезали во мраке. Легкое шуршание одежд было единственным предвестием появления нового лица, порой — легкий шорох ног по полу, и вот еще один проходит в световом пятне, а затем внезапно — новое лицо, бледное, бородатое, как и все другие, мгновение сияло, как призрак Банко.
Медленно, почти нечувствительно, рассвет начал рассеивать серый покров в церкви, но казалось невозможным, что свет сможет прорваться в эту сплошную тьму. А затем я увидел монахов, стоявших в хорах напротив, с другой стороны центрального нефа; я увидел, как выступают из сумрака колонны, как вырисовываются очертания высокого иконостаса с бастионом святых. Алтарные врата отворились. Оттуда вышел священник в красном облачении, в руках у него была большая книга; монах в черном одеянии встал рядом с ним и поднял свечу, так чтобы стал различим текст. Голос чтеца далеко разносился в прохладной церкви. Свет нарастал. Я видел уже довольно отчетливо длиннобородые лица святых, окруженные золотыми окладами икон. Священник и его помощник прошли назад, в алтарные врата; раздался громкий звук, когда металлические кольца заскользили по медному карнизу, и проем заполнился тяжелой красной парчой. Служба, начавшаяся в половине четвертого, завершилась с наступлением рассвета.
