месте, так же тяжело дышит. Взялись теперь наши солдаты за перевязку раненных: порвали свои рубахи, забинтовали, как умели, и, подняв верблюдов, устроили на них носилки. Кого посадили, кого положили, и в таком виде повезли отважных казаков. Шли всю ночь киргизы, напуганные первой гранатой, не посмели и приблизиться. В Орженце все вышли навстречу печальному шествию, и все почти плакали, глядя на носилки. Сняли их осторожно, напоили страдальцев чаем; фельдшер перевязал им раны. Прошло два дня: трое умерло, остальные оправились и готовы были выступить в новый поход, на Чушка-Кул.
Государь император изволил произвести Коржова в чин хорунжего и наградить знаком отличия 2-й степени, Волошинова – званием урядника и знаком отличия 3-й степени, а всем остальным пожаловал знаки отличия 4-й степени.
Поход в Хиву
Поход генерала Кауфмана в Хиву по счету шестой. Говорят, первый поход был также удачен. Уральские казаки, под начальством одного из своих смелых атаманов, сделали лихой наезд на владения Хивинского хана. Его самого прогнали, столицу заняли, и казацкий атаман правил целым народом 2 или 3 месяца. Он захватил ханскую казну и даже женился на одной из ханских жен, которая приняла христианскую веру. Однако, хан, собрав большое войско, подступил к столице. В жестокой сече казаки были побиты или перерезаны; атаман сначала убил свою молодую жену, а затем бросился на ножи хивинцев и погиб смертью храбрых. Человек 5–6 спаслись от этого побоища; они-то и рассказали после, как было дело. При царе Петре Хивинский хан сам просил принять его в подданство; он хотел этим припугнуть свой народ, который бунтовал против него. Царь, ничего не зная, послал 4 тысячи войска под начальством Бековича-Черкасского с наказом завязать с Хивой торговлю. Бекович пошел в поход летом, в самую страшную жару, причем потерял четвертую часть отряда. Как только русские переступили границу, началась битва, продолжавшаяся двое суток; Бекович, окопавшись лагерем, бил безостановочно хивинскую конницу из своих шести орудий. Тогда хан прикинулся, будто это нападение случилось без его ведома, и заключил с русскими мирный договор; он даже поклялся над раскрытым Кораном, что будет соблюдать его вечно. Русские пошли к столице, и дорогой хан уговорил Бековича развести русские войска по разным городам, – так, говорит, легче их довольствовать. Бекович, мало знакомый с коварством азиатов, согласился. Тогда небольшие русские отряды, разбросанные по городам, были вырезаны до последнего человека; самого Бековча сначала засадили в тюрьму, таскали на пытку и под конец отрубили несчастному голову. С этого времени хивинцы стали чрезвычайно дерзки; не проходило года, чтобы они не ограбили наш торговый караван, не угнали скот или верблюдов; казаков и мирных людей таскали сотнями, обращая их в неволю. Чтобы напугать этих разбойников, император Николай Павлович приказал генералу Перовскому снарядить новую экспедицию. На этот раз приготовились основательно и выступили зимой, в декабре месяце; думали, что летом не пройти пустыней. Однако вышло еще хуже: наступили страшные морозы, снегу нанесло целые сугробы; вихри и бураны задували в степи по целым неделям. Сделав половину пути и потеряв до 5 тысяч верблюдов, Перовский должен был вернуться назад; еще долго после того пройденный им путь обозначался трупами дохлых верблюдов, к которым сбегались волки, лисицы, слетались хищные птицы. Став твердой ногой на берегах Сырь-Дарьи, утвердившись в центре бывших владений великого Тамерлана, покойный государь, для чести и достоинства своей державы, также не мог оставить без наказания это разбойничье гнездо, не мог дать в обиду своих новых подданных.
В половине декабря 1872 года было получено из Петербурга приказание идти в Хиву четырьмя колоннами: одной – из Туркестана, другой – из Оренбурга, третьей – от берегов Каспия, а четвертой – с Кавказа; выйти им таким расчетом, чтобы всем одновременно вступить в границы Хивинского ханства; общее начальство над всей экспедицией поручено туркестанскому генерал-губернатору Константину Петровичу Кауфману, имевшему свой отряд. Раньше других, а именно в феврале, выступил отряд полковника Веревкина, из Оренбурга. В этом отряде находилось 3 1/2 тысяч войск, без малого 2 тысячи лошадей и до 5 тысяч верблюдов; солдатам дали полушубки, теплые сапоги; по всему пути до Эмбы стояли войлочные кибитки, у которых заранее было заготовлено киргизами топливо и сено; запасов везли с собой на 2 1/2 месяца. Каспийский отряд, под начальством полковника Ломакина, был силами поменьше, верблюдов всего 400; но, кроме пехоты и казаков, под его начальством находилось 12 сотен кавказских горцев. На первых же порах этому отряду пришлось жутко. Жара стояла страшная, пески раскалились, жгли ноги, слепили глаза; людей обдавало точно варом. А тут недостаток в воде: колодцы попадались редко, да и вода в них была мутная, соленая или же совсем черная, в роде чернил.
Скоро стали падать верблюды; в один день пало их полтораста; и солдаты начали болеть: солнечный удар, поносы, горячки – случались чаще всего. В такой беде выручала лишь помощь товарищей; часто случалось, что казак вел в поводу своего измученного коня, на котором сидел больной пехотинец. 27-го апреля отряд Ломакина подошел к колодцу, и такому глубокому, что успели напиться лишь немногие, а следующий колодец отстоял верст на 50. Утром пошли дальше, но к полудню, под сильным припеком, стали изнемогать и люди, и лошади. Когда дали привал, весь отряд повалился в изнеможении на раскаленный песок. Но вот показались два киргиза, которые привезли радостную весть, что недалеко есть колодец. Только что успели немного освежиться, как прискакал из арьергарда казак и говорит, что солдаты не могут подняться, валяются на припеке без сил. Ломакин приказал собрать всю посуду, какая нашлась в отряде, наполнить ее водой и, навьючивши на верблюдов, отправить назад. Отряд был спасен.
В первых числах мая Ломакин подступил к хивинскому городу Кунграду, где уже нашел наших казаков из отряда Веревкина. Кунградский губернатор выслал просить, чтобы русские остановились на три дня, пока привезут ему пушку, а не то он рассердится и не будет воевать. Однако русские не захотели ждать, пока явится грозная пушка и пошли дальше. За Кунградом стали встречаться туркмены. Эти лихие наездники, на своих чудных конях, не давали покоя ни днем, ни ночью, ни в походе, ни на биваке. То они наскакивали сбоку, то появлялись сзади или спереди; нападали на обоз, стреляли из-за деревьев, из-за стен. Такой лихости, такой неутомимости русские войска до сих пор еще не встречали ни разу. Тем не менее, отстреливаясь на каждом шагу, отряд Ломакина приближался к Хиве.
Главный отряд, под начальством Кауфмана,
