граф не любит (и ему соперник), но в том, что граф мало достоин ее, и чуть ли не в том, что мало любит ее. Картузов именно хлопочет, чтобы граф не мало, а много любил ее. Помирившись с графом, он становится его трубой, трубит о его достоинствах, добродетелях, будущих успехах, богатстве, красоте, пишет обоим стихи. Наконец, дружится с графом, не выходит от него, входит в его интересы, и любимый его разговор с графом о графском будущем и с восторженным упоением мечтателя устраивать это будущее. Но Картузов, хотя и смешон графу своей внезапной к нему дружбой, но держит себя так просто и с таким достоинством, что граф никак не может обратить его в шута (что бы желал). Он очень умен, чтоб не понять Картузова, хоть и гадок сердцем. Когда граф его отвергает, наконец, грубо и в досаде, Картузов выходит, тихо прощая ему».
Наступает развязка первой части повести. Какой-то проходимец появляется вечером в офицерском собрании и рассказывает скверные истории о графе: у него была связь с гувернанткой-француженкой, которая вдруг приезжает в Ревель, поносит графа и уверяет, что он ей должен шестьдесят тысяч.
Защищая честь Кармазиной, Картузов отправляется к «мамзели». «Ее уморительный, серьезный и нагло-наивный рассказ». «Картузов вежливо с ней расстается, ничего не сказав, а потом в разговоре сухо и коротко: стерва». Тотчас же он посылает графу письмо:
«Есть разные тоны, между которыми тон подлеца всплывает иногда наверх. Я слышал этот тон подлеца, и этот тон, пока не доверю секрета бумаге, будет раздаваться в ушах моих. Я щажу свои уши, и если в мою частную жизнь заглядывает подлец, – я ищу ушей подлеца. Человеческое душевное спокойствие, наблюдая ему данный удел, спит, не растревоженное посторонними обстоятельствами. Но когда просыпается, изменяется с обстоятельствами. Изливаю все в полной откровенности. Насчет же названия подлец, увижу, что вы сделаете.
Без уважения и обязательно для каждого, подписывающего письмо,
слуга П. Картузов».
Граф в бешенстве бьет Картузова хлыстом, тот вызывает его на дуэль. Граф соглашается, но капитан «ставит условием», чтоб граф стрелял первый, а что он стрелять не будет. На это граф смеется, удивляется и сердится. Картузов объясняет.
«Для Катерины Григорьевны[94]. Он – избранник. Пусть он знает, что я вполне уступаю ему Катерину Григорьевну». – «Но это глупо! – восклицает граф. – Он дурак!»
Через три часа слухи о предстоящей дуэли доходят до коменданта, он арестовывает Картузова, но по просьбе Кармазиных и графа немедленно его выпускает.
Дуэль так и не состоялась: в тот же день «амазонка» упала с лошади и сломала себе ногу. «Картузов поражен, замолчал, заболел горячкой».
На этом кончается первая часть.
Во второй части действие переносится в Петербург. Кармазина была больна шесть недель, и ей отрезали ногу. В начале зимы Картузов, выздоровев от горячки, «без волос, с еще большими впалыми глазами», приезжает в Петербург. Он узнал, что граф отказывается жениться на хромой Кармазиной, и записками требует у него объяснения. После долгих усилий он, наконец, добивается свидания с графом и спрашивает его:
«– Где же ваша любовь?
Граф отвечает:
– Вы такой же Дон Кихот. Согласитесь сами, что я мог слишком избавить себя от объяснения с вами. Я не связан.
– Но, однако ж, объяснитесь.
– Екатерина Григорьевна сама мне отказала. Она хочет в монастырь – поэзия, звон вечернего колокола и слезы.
– Если сама, то вы, конечно, не могли противустать ее намерениям, но вы должны были настаивать.
– Но, позвольте, вы против своих интересов, если заставляете меня жениться, вы бы должны радоваться, что место свободно. Ведь вы тоже влюблены в Катерину Григорьевну, почему вы сами не женитесь?
– Урод и т. д.
– Совсем нет, вы молодец.
Картузов покраснел.
– Вы подлец.
– Ну, а вы – дурак. Вы опять хлыста захотели. Только я теперь не хлыстом, а чтобы вас заперли в сумасшедший дом.
– Подождите, я справлюсь, связаны ли вы или развязаны, и тогда мы встретимся.
Граф его выгоняет».
Картузов отправляется к рассказчику и «развивает мысль, что ему подвертываться при таких обстоятельствах в женихи – подлость и пошлость и граф, стало быть, подлец. Но мысль зреет; через три дня: „А почему же нет? (действительная жизнь берет свое). Сломала ногу, так и мне обрадуется. Мечты и восторг“. Картузов воспламеняется и делает предложение; в письме изъясняет свои генеральские надежды и прилагает стихи о будущем счастьи».
Он пишет: «С тех пор, как меня опрокинули лошадью, с тех пор наступило мое счастье (дуэль была только игра), и вдруг все рухнуло… И к Екатерине писали Державин и Сумароков, да еще как: ты высоким слогом:
В радостной своей судьбине
Ликовствуй, Россия, ныне.
К письму он прилагает стихи:
Краса красот сломала член
И интересней втрое стала.
И втрое сделался влюблен
Влюбленный и прежде не мало.
Исчезло все! Похоронен
Один из членов молодых,
Но я и остатками пленен
И даже хотя бы и вовсе не было их.
Позвольте же любовь излить,
Принять извольте предложение,
Чтоб в браке вместе потерянный член забыть,
А с оставшимся изведать законное наслаждение».
Сделав предложение, капитан «для тона» переезжает в гостиницу «Лондон». В разговоре он замечает:
«– Гостиница „Лондон“; там стоят самые значительные лица… А есть в Петербурге „Красный Кабачок“, так там все генералы и самые значительные из камергеров собираются.
– Н-не знаю…
– Я знаю. Это так. Потому вот и я хочу там собираться, чтобы у Лизаветы Николаевны знали, что я самый светский, так сказать, с некоторым богатым и барским метанием золота на зеленое сукно».
«Наменял золота перед отъездом в „Красный Кабачок“. Ничего не нашел. Драка с половыми».
Наконец Кармазина принимает его у себя и вежливо отказывает. Картузов выслушивает, задумывается и говорит:
«– Да, я подлец!
– Почему?
– Смысл, что воспользовался колченогим положением и осмелился подумать, что сам вам равен настолько, что могу сделать предложение.
– Почему же? Почему же?
Отрывает:
– Урод. Без роду и племени. Тетка моя чухонка у ихнего пастора на мызе жила. Говорить по-человечески всю жизнь не умела.
– Это, конечно, могло служить препятствием, но… но, во-первых, капитан, об этом и речи не было и я слишком, слишком прошу вас не возвращаться к этому предмету. Я отказываю не потому и т. д.
– Это он, подлец, меня научил!
– Кто?!
– Граф! Он будет у ног ваших.
– Не смейте. Что вы с ним хотите сделать?
– На
