меня есть кое-что другое.
Я указываю на экран. Дженис наклоняется вперед. Читает, все крепче сжимая зубы. В этот раз ее гнев холоден. Зря я ждал бешеного рева.
– Васильки? – Она смотрит на меня. – Тебе нужны хиты, а ты предлагаешь цветочки и Уолденский пруд?
– Я бы хотел опубликовать эту статью.
– Нет! Твою мать! Нет! Это просто очередная хрень! Как статья про бабочку! Как статья про контракты на ремонт дорог! Как статья про Бюджетное управление Конгресса! Ты не получишь ни одного паршивого клика! Это бесполезно! Никто не станет читать!
– Это новости.
– Марти ради тебя собственной головой рискнул… – Она сжимает губы, обуздывая гнев. – Прекрасно. Ладно, Онг, выбор за тобой. Если хочешь писать про Торо и цветочки – что ж, это твои похороны. Нельзя помочь тому, кто сам себе помочь не желает. Нижняя граница – пятьдесят тысяч. Или я тебя отправлю назад в третий мир.
Мы смотрим друг на друга. Взаимная оценка двух азартных игроков. У кого козыри, а кто блефует?
Я нажимаю на клавишу «Publish».
Статья уносится в Сеть, сообщает о себе каналам. Через минуту в мальстреме зажигается крошечное новостное солнце.
Мы с Дженис следим за мерцанием зеленой искры на экране. Эта искра уже привлекла первых читателей. Кто-то просто заглядывает в контент, кто-то кидает ссылку знакомым. На странице регистрируются хиты. Мало-помалу посещаемость растет.
Мой отец делал ставки на Торо. Я сын моего отца.
Дети Морайбе
Элани никогда не видела кракенов, но в ее стране этих существ поминали часто. Кракены, прожорливые дети Морайбе, водятся за волноломами Безмятежной бухты. Они живут на большой глубине, пресмыкаются по дну, но порой всплывают поохотиться. Кракен запросто обовьет щупальцами парусник и раздавит. Мачты он ломает, как хворостины, а моряков проглатывает заживо.
Ловить кракенов пытались лишь самые упрямые и отчаянные храбрецы. Говорят, все же случалось изредка кому-нибудь возвратиться с детенышем Морайбе в трюме. Судно, от тяжести просев до якорей, входило в бухту и причаливало к Княжеской пристани, и удачливый добытчик выручал целое состояние за гору кровавого мяса.
Элани торговала устрицами на площади Хариуса, и ей доводилось видеть, как азартные моряки поднимали паруса и отправлялись ловить кракена. Но никто не приплывал назад с вожделенным трофеем. А большинство смельчаков и вовсе не вернулись.
За устрицами спускались повара из богатых домов Верхней улицы, что окаймляла бухту, протянувшись по белым утесам, и Элани всегда отдавала товар не торгуясь. После смерти отца она молилась Морайбе, просила помочь с ловлей и продажей устриц – пусть всегда их будет в достатке, чтобы ее с матерью не выселили из родового гнезда на Средней улице. Но каждый вечер возвращалась с выручкой, не окупавшей трудов.
Нередко она задерживалась на площади Хариуса до темноты и к дому брела уже в свете звезд. В такие вечера на рынке Элани слушала, как другие торговки рыбой меряются уловом и прибылью, как они прикидывают, сколько бы денег выручил шкипер, кабы доставил в порт полный трюм кракенины.
– Давным-давно, когда Хариус возвратился с добычей, я была на берегу, – сказала старая Берича, выхватывая из бочки последнюю рыбу боковуху.
Она отрубила голову, а тушку отдала повару Трайди Маурча.
– Князь устроил праздник. Хариус поднимался на гору, к княжескому дворцу, а девы бросали ему под ноги лепестки роз. За шкипером гуськом шли его матросы, каждый держал в руках сосуд, до краев наполненный ярко-красной кровью, или серым-пресерым ядом, или наичернейшими чернилами.
Чернила нужны любовникам, чтобы исписывать пергамент филигранью слащавых уверений в преданности до гроба. Кровь поставляется в спальни богачей – смешанная с вином, она сутки напролет не дает угаснуть жару похоти. Конечно же, находится применение и яду. Серая вязкая отрава, выжатая из щупальцев кракена, через ход для прислуги доберется до глупца, которому достало наивности поверить в нежную каллиграфию любви и обезуметь, узнавши правду. Яд кракена можно подлить в калагарийское вино, или в хмельной мед, привезенный с мыса Грабли, или в фарш для рыбы боковухи – и будет обманутый любовник биться в судорогах, харкать красной пеной и тщетно молить о пощаде.
Чернила, и кровь, и яд, и сладкое мясо, и толченые щупальца – все это не залеживается в портовых амбарах, а расходится по особнякам Верхней улицы. Выстроившиеся на беломраморных утесах, эти дома зоркими очами окон следят за торговлей в княжестве.
* * *
Элани никогда не видела кракенов, но ее мать поминала их часто. Синолиза с горечью проклинала тварей, забравших «Воробья» вместе со всей командой. Она рассказывала об отце, который запомнился Элани смеющимся чернобородым великаном.
Мать утверждала, что кракены всегда голодны. Эти существа – плоды злосчастного брака Морайбе и Буреликого, наглядное доказательство того, что нельзя заниматься любовью, ненавидя друг друга, ибо чудовищны будут плоды.
Кракены ненасытны, говорила Синолиза, и не только плоти людской алчут они, но и стремятся пожрать души.
Охотники на кракенов находятся всегда. Мужчина сходит с ума от жажды сказочной наживы. Он забывает все: жену и ребенка, любовь и жизнь. Кракен затуманит бедняге мозги, и тот возомнит себя новым Орином Хариусом, легендарным героем для будущих поколений. Сколько раз так бывало… В погоне за кракеном мужчина находит свою гибель, обрекая семью на страдания. Семья вынуждена переселиться из города на далекое пастбище. Несчастная женщина вынуждена искать нового мужа. А много ли желающих взять в дом нищую вдову с дочерью?
Кракены не только у моряков отнимают жизнь, но и у тех, кто по глупости своей этим морякам доверился.
* * *
Элани никогда не видела кракенов, но ее отец поминал их часто.
«Я видел их, Элани, – говорил он. – Своими глазами видел за бортом “Воробья”, да так близко – рукой мог бы дотянуться».
Он рассказывал о том, как «Воробей» угодил в самое пекло любовной битвы Морайбе и Буреликого, как парусник еле выбрался, набрав полтрюма воды через щели в обшивке.
«Всякий раз, когда набегала волна, я боялся, что мы черпанем носом и пойдем ко дну. Двое суток трепал нас жестокий шторм; двое суток без передышки мы откачивали воду. Яростно совокупляясь, Морайбе и Ванем смахнули за борт Томо и Релкина. Мы боролись с волнами Морайбе, сражались с порывами Ванема, и уже никому не верилось в спасение. Огромные волны, Элани, – выше наших мачт! Ветры мотали нас, как игрушку на бечевке! Все, что я мог делать, – это держать „Воробья“ носом поперек волны, снова и снова выскальзывать из объятий Морайбе. И каждый раз, когда мы взбирались
