Сантори излучал фанатичную веру, схожую с той, какая была у крестоносцев, когда они сражались за Иерусалим. Винетти, так же как и доктор Майлз, удивился трансформации, произошедшей с кардиналом. Он решил согласиться с ним, чтобы сохранить жизнь несчастной женщине, которая абсолютно незаслуженно стала жертвой дьявольских планов.
— Церковь выступает против абортов только из-за душ убиенных младенцев, а поскольку Бетула зачала от клона — души у плода быть не может. Дух Сатаны должен был заполнить этот вакуум, поэтому я не сомневаюсь, что она добровольно пойдет на этот шаг и без наших советов.
Прочитав мысли священника, Сантори сказал:
— Я согласен с вами, падре, в том, что она не заслужила такой участи. Но разве это что-то меняет?
Заскрипели тяжелые входные двери, и кардинал сразу же изменился в лице, увидев вошедшую в храм «дьяволицу». Перейдя на жесткий тон, он добавил, кивнув в сторону супружеской четы Белуджи, комиссара и прокурора:
— У вас всего один час. Мы не задержимся ни на минуту и не успокоимся, пока не исполним данную братьям клятву, даже если придется их всех перестрелять.
Сомнительная договоренность с кардиналом вселила зыбкую надежду в доктора Майлза, что «Ритуале Романум» может действительно исцелить одержимую. Он облегченно вздохнул, хотя и знал, что по-прежнему оставался вожделенным «Оскаром» на этом дьявольском представлении.
* * *
Переступив порог храма, Бетула сразу же почувствовала тяжесть во всем теле, как пилот современного истребителя, испытывающий перегрузки во время испытательного полета. В глазах потемнело, а ноги стали тяжелыми, как у Колосса Родосского. Белуджи пришлось поддержать ее за руку и задать самый дурацкий вопрос всех времен и народов:
— Are you о'кеу?[222]
Бетула закрыла глаза. Даже скрыв лицо за черной вуалью, она была не в силах вынести нахлынувшее на нее сияние святости храма. Образы апостолов, святых мучеников, сцены Судного дня, лик Спасителя и Богородицы, изображенные на фресках, — яркими вспышками все это проносилось перед ее внутренним взором. Почувствовав сильную тошноту, она крепко сжала руку Джино и уже хотела развернуться и выйти, как вдруг отчетливо услышала голос Хозяина: «Иди вперед и ничего не бойся. На этот раз никто из этих фарисеев, кроме Избранника, из храма живым не выйдет».
Осмотревшись по сторонам, Белуджи удивился, не увидев привычных глазу скамей слева и справа, которые были заблаговременно вынесены вниз на средний ярус по указанию отца Винетти, чтобы свести до минимума вероятность перемещения по воздуху каких-либо предметов во время ритуала экзорцизма.
Заметив, что молодая супруга медиамагната едва стоит на ногах, комиссар обратился к священникам:
— Подайте синьорине стул, у нее головокружение!
«Вот и замечательно. Так будет спокойнее для всех», — подумал отец Винетти, глядя на то, как священники помогают Бетуле присесть в специально приготовленное для нее кресло с ремнями для рук и ног.
Она попыталась расслабиться, но чем ближе священники подкатывали кресло к алтарю, тем сильнее ее охватывало беспокойство.
— Дальше вам нельзя, — вежливо остановил «группу поддержки» один из священников, пристегивая прямо перед ними обшитую красным бархатом цепь к стене.
— А если вам вдруг понадобится наша помощь? — удивленно спросил Трамонто.
— Отсюда до алтаря всего двенадцать метров. Случись что, всегда добежать успеете. К тому же двое ваших уже стоят у лестницы. Им еще ближе, чем вам, — кивнув головой в сторону жующих жвачку полицейских в бронежилетах, сказал священник.
Заметив обеспокоенность Белуджи, он решил успокоить его и добавил:
— Да и что может случиться? Разве что ваша жена ругаться начнет, как все одержимые во время «Ритуале Романум», и смеяться низким голосом, но не более того.
— А зачем они в таком случае привязывают ремнями ее руки к креслу? Разве это нормально? — спросил Джино.
— Обычно мы привязываем и ноги тоже, но на этот раз падре решил, что и одних рук будет вполне достаточно, — пояснил священник.
— Не знаю, все это очень настораживает, я согласен с вами, сеньор Белуджи. Вместо деревянного у них теперь кресло из нержавеющей стали на колесах, а в остальном все по-прежнему напоминает средневековый бред Инквизиции, — заметил прокурор.
— Не беспокойтесь. Падре Винетти у нас — лучший. Он знает свое дело, поэтому долго вам тут стоять не придется.
— То есть он сразу, без церемоний, намотает кишки моей жены на лебедку, — вращая указательным пальцем, сказал Джино, возмущенный тем, что Бетулу привязали к креслу, как какого-то буйного психопата.
Священник рассеянно улыбнулся. Он явно не разделял черного юмора медиамагната и поспешил к алтарю, вокруг которого уже собрались все братья.
— Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra,[223] — прочитал молитву отец Винетти.
— Да пребудет благодать Господа Бога нашего Иисуса Христа со всеми нами! — громко пропел епископ Аллиата.
— Амен! — одновременно протянули все священники и монахи.
— Да ниспошлет Господь помощь, защиту и спасение всем, кто надеется на него, — осенив священнослужителей крестным знамением, произнес отец Винетти.
— Амен!
Кардинал Сантори и четверо оставшихся в живых монахов присоединились к священникам Сан-Клименте. Они не могли устоять перед искушением хотя бы взглянуть на терновый венец Спасителя, находящийся внутри небольшого бокса из бронированной стали на алтаре. Отец Винетти надел очки и склонился над его верхней крышкой. Набрав шесть цифр на сенсорной панели кодового замка, он открыл бокс, уступив епископу право вынуть венец.
Аллиата бережно взял в руки круглую стеклянную капсулу, инкрустированную золотыми пластинами с красивым узором, внутри которой находилась бесценная христианская реликвия. Приподняв ее над головой, он снова громко произнес:
— Vere filius Dei erat iste![224]
— Qui conceptus est de Spirito Sancto, natus ex Maria Virgine,[225] — пропели священники.
Бетула сверлила взглядом доктора Майлза. Он стоял в стороне от алтаря рядом с двумя монахами-иезуитами, поддерживающими за руки 85-летнего архиепископа Фарнези. Будучи давним другом понтифика, архиепископ получил разрешение прикоснуться к святыне перед тем как отойти в мир иной. Характерный тремор рук выдавал болезнь Альцгеймера. Однако не в силах оторвать взгляд от сияющей золотом реликвии, он все же пел слабым голосом божественную литургию, повторяя слова за священниками, стоящими вокруг алтаря.