— Он опрокинет нас, — сказал мой возница.
И правда, дорога была узкая, двум колесницам не разъехаться. Мой возница попытался съехать на обочину, но колеса застревали в колее, и нам удалось освободить только половину дороги, а сумасшедшая колесница неслась прямо на нас. Она попыталась обогнуть нас, но накренилась набок и остановилась. Возница сошел на землю и взял поводья, чтобы провести лошадей мимо нас.
Его плащ и руки, сжимавшие поводья, были запачканы кровью.
— Прочь с дороги! — крикнул нам юноша, хватаясь за меч. — Не смотрите на меня!
Но я не могла отвести от него глаз: возница был юн, строен, хорош собой.
— Кто ты такой? — спросила я. — Что ты натворил?
Мое вещее предчувствие давало мне право спрашивать его. Но он-то об этом не знал, он видел только то, что мы ему не подчинились.
Он в бешенстве посмотрел на меня, но меня спасло то, что я так ненавидела: он узнал меня.
— Елена? Да, ты Елена. Ты во всем виновата, и в том, что случилось сейчас, — тоже! — воскликнул юноша, однако втыкать в меня меч не стал.
— Я не имею никакого отношения к тому, что ты натворил. Я даже не знаю что.
— Я отомстил за отца. Я это сделал не сразу, но я был ребенком, когда его убили. Сын должен вырасти и возмужать, тогда он сможет отомстить за отца.
— Кого же ты убил? — воскликнула я.
— Свою мать.
Орест, крошка Орест. Это он.
— Ты убил… свою мать?
Не знаю, что было ужаснее: его ли поступок, или то, с каким спокойствием и гордостью он говорил о нем?
— Я исполнил свой долг. И ее любовника Эгисфа я тоже убил.
Орест пошатнулся, и я догадалась, что это не безразличие и не гордость, а потрясение столь глубокое, что он плохо осознает происшедшее. Он сел в колесницу.
— Поезжай приберись! — крикнул он. — Она ведь твоя сестра. А моя сестра ее ненавидела. — Свистнув, он пустил лошадей в галоп и исчез в облаке пыли.
Я повисла на руках своего возницы.
— Вот почему сердце подсказывало мне, что нужно спешить. И все же мы опоздали. — Я понимала, что мои слова звучат нелепо, как любые слова в такие минуты.
Нас окружила толпа преследователей убийцы.
— Вы позволили ему уйти! — кричали они.
— Как мы могли остановить его без оружия? — ответил возница.
Толпа стала надвигаться на него, выставив копья, луки и мечи.
— Лучше не теряйте времени зря, а следуйте за ним, — вмешалась я. — Я Елена, сестра вашей царицы. Дайте мне пройти к ней.
От моих слов их возбуждение и ярость только усилились.
Это ты во всем виновата! Ты навлекла на всех столько бед! — выкрикнул кто-то. — Если бы не ты, ничего бы не случилось!
— Мне надоело слушать эти глупости, — оборвала я. — Я должна пройти к убитой сестре. Пустите меня.
Теперь незачем было торопиться. Мы дождались, когда подъедут вторая колесница и повозка с никому не нужными подарками. Из колесниц, где мы чувствовали себя в безопасности, пришлось выйти, и мы быстрым шагом пошли к воротам, над которыми возвышались фигуры львов. Каждый раз я проходила под ними с тяжелым сердцем, но сегодня мне то чувство казалось чуть ли не радостным.
Ни охранников, ни слуг. Тишина. Двери широко открыты, они, словно рана, выставляют напоказ внутренности дворца. Мы переступили порог. Никто не вышел нам навстречу. Неужели все побежали вдогонку за убийцей? Я пошла вперед. Я первой должна увидеть сестру. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидела тени, которые шевелились в кругу, стоя на коленях.
Наверное, в центре круга и лежит моя сестра. Я подошла вплотную, только тогда тени в плащах заметили меня.
— Это царица? — спросила я.
Одна из фигур откинула капюшон и посмотрела на меня.
— Кто ты такая? Неужели Елена? Не может быть!
— Может быть. Это я.
— Она считала, что ты умерла. Оказалось, все наоборот: она лежит мертвая, а ты жива.
— Как все случилось? — Я хотела услышать рассказ из уст тех, кто ее любил, а не из уст ее убийцы. Может, человеческие слова хоть немного смягчат ужас того, о чем объявил Орест.
— Ее убил собственный сын, когда она вышла встретить его. Он отсутствовал много лет и вот вернулся[31], к ее великой радости. Но он вернулся с единственной целью — убить ее. Он ударил ее мечом в тот самый момент, когда она протянула ему навстречу руки для объятия. Удар оказался смертельным. Она только успела сказать: «Орест?» — и упала. Так она и лежит. Мы накрыли ее тело, но не касались его. Подготовить ее к погребению должна семья. Но рядом нет ни одного члена семьи, который бы это сделал.
— А что же Электра? — спросила я.
— Она не станет выполнять ритуал. Она сейчас приносит жертвы на могиле отца и рассказывает ему о том, что он отмщен.
— В этом нет ничего удивительного, — сказала другая женщина. — Она ходит на могилу отца каждое утро и каждый вечер. Она делает вид, будто этого требует дочерний долг почитания. На самом деле она там разжигала свою ненависть к матери и тешила себя мечтами о мести. Думаю, что она заразила Ореста своей ненавистью, она подговаривала его отомстить. У него не было причин так ненавидеть мать, как Электра.
— Она вызвала Ореста в Микены, чтобы сделать его орудием убийства. Теперь его будут преследовать злобные эринии, но ей-то что? Нет, она не станет готовить свою мать к погребению.
