подбородок, тебе лучше пообещать, — сказал Нипс.
Джервик моргнул.
— Ни одна леди никогда не просила меня дать слово, — сказал он. — Но раз уж вы этого хотите, что ж, я обещаю, миссис Ундрабаст. Клянусь моей покойной матушкой и Благословенным Древом.
Отсек смолбоев находился почти прямо под лазаретом. Нипс и Пазел проскользнули внутрь первыми. Таша услышала, как мальчишки возятся и ругаются.
— Заходи, — крикнул Нипс. — Все одеты по моде.
Внутри отсек представлял собой лабиринт темных гамаков, брошенной одежды, открытых рундуков, немытых тарелок. Прекратились ли проверки, спросила себя Таша, или это просто последствия их отчаянного положения?
Вокруг было всего несколько смолбоев. Среди них были близнецы Свифт и Сару́, которые холодно относились к Пазелу и Нипсу после резни икшелей. Теперь они тоже были холодными.
— Вся твоя банда вернулась, ага? — спросил Сару́. — И твой приятель, мистер Фиффенгурт, здесь главный. Ты, небось, доволен как слон.
— Только этого «Чатранду» и не хватало, — добавил Свифт, — еще одной банды.
— Полегче, ребята, они вроде как герои, — сказал веснушчатый Дурби, смолбой из Беска.
— Фиффенгурт будет хорошим шкипером, — сказал Нипс.
— Я полагаю, отныне вы сами будете решать, что хорошо, а что плохо, — сказал Свифт.
— Вообще-то, не все мы вернулись, — сказал Пазел. — Большой Скип был убит, и Дасту. И почти все морпехи. А также Кайер Виспек и Джалантри.
— Мзитрини, — сказал Нипс, когда смолбои непонимающе посмотрели на них.
— А, эти, — сказал Сару́. — Ну что ж. Не думаю, что вы сильно плакали из-за пары кровопийц.
— Пиллерс вон там, — сказал Пазел, как будто Сару́ не произнес ни слова. Несмотря на враждебность близнецов, в его словах не было ни капли злобы. Таша почувствовала боль в груди — просто гордость, просто любовь к своим друзьям. Все эти смолбои были примерно одного возраста, но насколько старше казались Пазел и Нипс. И неудивительно, подумала она. Разрывай свое сердце и свое тело на куски, истекай кровью, гори, замерзай, занимайся любовью, теряй любовь и убивай — и исцеляйся, частично, и скрывай то, что никогда не исцелится. Попробуй. И постарайся оставаться невинным, постарайся притвориться, что ты все еще тот человек, которым был.
— Это мой чертов столб! — сказал Сару́, когда Пазел остановился перед пиллерсом с восемью медными гвоздями. — Ты не можешь просто вернуться и занять его. Ты не спал тут уже несколько месяцев.
— В чем дело, Паткендл? — спросил Свифт. — Блохи в латунной кровати твоей девушки?
Пазел вытащил свой нож.
— Питфайр, приятель, для этого нет причин! — сказал Дарби, прыгая между ними. Но Пазел только протянул руку и перерезал веревку гамака, обмотанную вокруг верхней части пиллерса. Он убрал нож в ножны и взглянул на Ташу.
— Эритусма сказала, что ты знаешь, что делать. Была ли она права?
Таша посмотрела на медные гвозди. Они были расположены полукругом, открытой стороной к потолку, как чашка или миска. Она подошла ближе к грубому деревянному столбу, пробежала пальцами по всей его длине. Словно коснулась камня.
— Мистер Фиффенгурт говорит, что это один из самых старых кусков дерева на этом судне, — осторожно сказал Дарби. — Он говорит, что дерево было древним, когда корабль строили. Мы все решили, что именно поэтому тебе так повезло, Пазел. Потому что в нем есть какое-то заклинание. И именно поэтому Сару́ забрал его себе после того, как ты ушел.
— Хрен что хорошего он мне принес, — проворчал Сару́.
Таша закрыла глаза. Изо всех сил стараясь слушать, услышать голос за стеной. Почти по собственной воле ее левая рука скользнула вверх, к шляпкам гвоздей.
Она сама их выковала. Она отложила силу как раз для такого момента.
Ее рука прошла сквозь дерево, как будто там ничего не было.
Свифт и Сару́ в испуге попятились; Дарби сотворил знак Древа. Все еще с закрытыми глазами Таша обнаружила, что гвозди остались твердыми: она чувствовала их, подвешенными в призрачном дереве. А сразу за ними — более твердые объекты. Их было двое. Она сжала в руке тот, что поменьше, и вытащила его.
Это был короткий потускневший серебряный стержень. Одна половина была довольно простой, на другую был нанесен сложный набор зазубрин и бороздок.
— Что это? — спросил ее Пазел. — Ты знаешь?
Таша уставилась на маленький стержень. Она должна была знать, она почти знала. Но если в ней и таилось воспоминание, то оно принадлежало Эритусме, и она не могла уловить ничего, кроме его отголоска. Она отдала стержень Мариле.
— Подержи его, для меня, — сказала она.
Более крупный предмет был шероховатым и слегка тяжеловатым сверху. Она крепко ухватилась за него и вытащила из-под гвоздей. В ее руке оказалась крепкая глиняная бутылка, заткнутая пробкой и запечатанная толстым слоем красного воска. Бутылка была потрескавшейся, потемневшей от пыли, невообразимо старой, но прочной и довольно тяжелой. Таша перевернула ее: глубоко внутри плескалась жидкость.
Таша сдула пыль. Бутылка была разрисована тонкими белыми линиями. Гарцующие скелеты людей и лошадей, драконов и собак. Голые деревья с чем-то похожим на глаза. Таша переложила бутылку в правую руку и посмотрела на левую. Та казалась замерзшей.
— Таша, — сказала Марила, — ты знаешь, что у тебя в руках?
Она с усилием повернула голову; мысли ее казались странно замедленными.
— А ты? — спросила она.
Марила заколебалась.
— Положи ее обратно, — сказала она.
— Обратно в столб? — спросил Нипс. — Ерунда. Что, если она не сможет ее вытащить? Марила, расскажи нам все, что знаешь.
— Ничего, ничего, так что положи это обратно!
— Марила, — неохотно сказал Пазел, — не сердись, но ты лжешь ужасно.
— Это потому, что я честная. — Марила сжала руки в кулаки. Потом она увидела их озадаченные взгляды, и желание бороться покинуло ее. Она вздохнула. — Кажется, я знаю, что в бутылке. Фелтруп читал Полилекс или рассказывал о том, что прочитал. Это вино.
— Вино? — удивилась Таша.
— Да, — сказал Рамачни, — вино.
Смолбои подпрыгнули. Маг стоял там, в беспорядке и темноте, Фелтруп извивался рядом с ним. Никто не слышал, как они подошли.
— Вино из Агарота, если быть точным, — сказал Рамачни. — Никогда не думал, что я увижу его снова и не надеялся увидеть. Будь осторожна, Таша:
