— Успокойтесь, — сдержал его Фрондсберг, — бедные парни совсем не виноваты в этом промахе. Они с большою охотой получили бы за герцога награду. Но, увы, ошибся доктор, и он поплатился за это своею жизнью.
— Итак, вы сегодня изображали герцога? — Вальдбург обратился к Георгу, молча наблюдавшему эту сцену. — Вы все время перебегаете мне дорогу, молокосос! Вечно вас черт носит там, где не положено. Уже не в первый раз вы нарушаете мои планы!
— Если это вы, господин стольник, — ответил Георг, — велели весной предательски напасть на герцога возле Нойфена, то действительно я стал вам поперек дороги, так как ваши люди сбили с лошади не герцога, а меня.
Рыцари с удивлением переводили взгляд с Георга на стольника. Тот побагровел не то от гнева, не то от стыда и свирепо буркнул:
— Что вы там болтаете про Нойфен? Я об этом ничего не знаю! Однако если, как вы утверждаете, вас тогда сбили с лошади, то лучше бы вам и не подниматься, с тем чтобы вновь попасться мне на глаза! Вы — заклятый враг Швабского союза, тайно и явно действующий в интересах изгнанного герцога, следовательно, повинны в преступлениях против союза и целого государства, так же как и сам герцог. Помимо всего прочего, вас сегодня взяли с оружием в руках. За измену всесветлейшему союзу Швабии и Франконии вы и будете наказаны со всей строгостью.
— Такое обвинение мне кажется смешным, — мужественно возразил Георг. — Вы прекрасно знаете, когда и где я вышел из союза. Вы заставили меня дать клятвенное обещание — не воевать в течение четырнадцати дней. Видит бог, я его сдержал. Поэтому вы не имеете права требовать у меня отчет о том, что я делал, как поступал после данного мне срока. А то, что меня взяли с оружием в руках, то позвольте вас спросить, господа, кто из вас, благородных рыцарей, не станет защищать свою жизнь, когда на него нападут шесть-восемь человек? Я требую у вас приличного для любого рыцаря плена и готов дать клятвенное обещание не воевать в течение шести недель. Большего вы не вправе от меня требовать.
— Вы еще будете устанавливать законы? Хорошо же вы выучились у наглого герцога! Мы не пойдем ни на какие поблажки, пока вы не скажете, где находится старый лис, ваш тесть Лихтенштайн, и куда скрылся герцог.
— Рыцарь фон Лихтенштайн схвачен вашими всадниками, а куда направился герцог, мне неведомо, могу в том поклясться.
— Плен, приличный для рыцаря, вы говорите? — язвительно улыбнулся стольник. — Вы заблуждаетесь. Сначала докажите, где вы заслужили золотые шпоры? Нет, такое отродье мы будем бросать в подземелье. И начнем именно с вас.
— Думаю, это излишне, — вмешался Фрондсберг. — Я точно знаю, что Георг фон Штурмфедер был посвящен в рыцари. Кроме того, он спас жизнь нашему дворянину. Вы, конечно, помните показания Дитриха фон Крафта. По настоянию пленного рыцаря тот избежал смерти и был отпущен на свободу. Поэтому сейчас достоин такого же отношения и к себе.
— Да-да, я знаю, вы всегда за него заступаетесь, это ваш любимчик. Но на этот раз это нисколько не поможет. Доставить его в Эслинген и тотчас заточить в башню!
— Я ручаюсь за него! — вспылил Фрондсберг. — И имею такое же право голоса, что и вы. Приступим к совещанию, а пленника пусть пока отведут в мою палатку.
Георг с благодарностью взглянул на благородное лицо Фрондсберга, и в этот раз его спасшего. Стольник мрачно кивнул солдатам следовать приказу главнокомандующего, и Георг под конвоем отправился по тропкам лагеря, в палатку Фрондсберга.
Вскоре уже перед ним стоял человек, которому он так многим был обязан. Георг хотел его поблагодарить, не зная, как лучше выразить свою признательность, но тот, улыбаясь, взял его за руку.
— Ни слова благодарности, ни слова извинений! Все это я предвидел, когда прощался с тобою в Ульме. Но ты не верил моим словам, собирался спрятаться в родовом замке. Не хочу тебя упрекать. Поверь мне: бури многочисленных войн, в которых я участвовал, невзгоды походной жизни не очерствили моего сердца до такой степени, чтобы я мог позабыть, что такое любовь.
— О мой друг! Мой отец! — воскликнул Георг, покраснев от радости.
— Да, я друг твоего отца, гожусь тебе в отцы. Я часто тобою гордился, хотя ты и пребывал в лагере неприятеля. Твое имя произносили с уважением — верность и мужество невольно уважаешь даже и во враге. Поверь, большинство из нас хотело, чтобы герцог сбежал: что бы мы с ним стали делать? Стольник нанес поспешный удар, в чем все мы раскаиваемся.
— А что будет со мною? — спросил Георг. — Долго ли я буду содержаться в заключении? Где рыцарь фон Лихтенштайн? О моя жена! Может ли она меня навестить?
Фрондсберг таинственно улыбнулся.
— Это не так-то легко устроить. Тебя под надежным конвоем переведут в крепость и сдадут стражу, который станет строго охранять пленника и скоро не отпустит на волю. Но не бойся, там с тобою будет рыцарь фон Лихтенштайн. Вы оба должны дать обещание — не воевать в течение года.
Фрондсберг был прерван тремя воинами, стремительно вошедшими в палатку.
Это были: капитан Брайтенштайн и Дитрих фон Крафт, между ними шел старый Лихтенштайн.
— Вот мы и свиделись, храбрый юноша! — воскликнул Брайтенштайн, пожимая руку Георгу. — Ну и штучки ты выкидываешь! Твой старый дядя поручил мне племянника, чтобы я сделал из него подходящего союзу воина, а ты сбежал к неприятелю, чтобы нас же и поколотить. Ведь ты вчера чуть не выиграл битву благодаря своей проделке с нашими орудиями.
— Каждому свое, — заметил Фрондсберг. — Он делает нам честь, даже пребывая в стане врагов.
Рыцарь Лихтенштайн обнял своего нареченного сына.
— Он в безопасности, — прошептал ему Георг чуть слышно, и глаза обоих заблестели слезами радости от сознания, что они содействовали спасению несчастного герцога.
Взгляд старого рыцаря упал на зеленый плащ, который все еще укрывал плечи Георга. Сначала он удивился, подошел поближе, наконец проговорил со слезами на глазах:
— Теперь я понимаю, как все случилось. Тебя приняли за него. О, что бы с ним произошло, ежели бы мужество тебя хоть на мгновение покинуло! Ты сделал для него больше всех нас, вместе взятых. Ты победил, хотя мы все побеждены. Дай я прижму тебя к моему сердцу. Ты — мой достойный сын!
— А Маркс фон Швайнсберг? — спросил Георг. — Его тоже схватили?
— Он дрался как лев. Кто может вынести его удары? Мои старые кости уже не выдерживают подобных схваток. Но Швайнсберг рассеял нападающих и помчался за герцогом, его помощь стоит участия пятидесяти рыцарей. Да, а я что-то не вижу музыканта. Скажите мне, удалось ли ему выбраться из схватки?
— Как герою, — печально ответил юный рыцарь. — Он лежит поверженный на мосту.
— Он мертв? — Голос Лихтенштайна задрожал. — Верная душа! Мир праху его! Он держался как благородный рыцарь и был верен своему долгу, как и подобает мужчине!
Фрондсберг, приблизившись к ним, прервал их разговор:
