О как прекрасен для солдата миг К себе домой, к родному очагу вернуться! Как счастлив он, Коль руки милой вокруг него, как ветви, обовьются.
Ф. Шиллер[103] После трех часов пути отряд союзников с пленным Георгом прибыл к крайним полевым постам лагеря. Солдаты не осмеливались громко разговаривать, но их лица сияли от победного триумфа. Чуткое ухо Георга уловило сообщение, которое они передали постовому: дескать, им удалось схватить самого герцога в зеленом плаще.
Рыцаря охватила радость от удачи их смелой проделки. Лишь мысли о Марии несколько омрачали его счастливые размышления. Он представлял себе, как велика будет ее печаль от известия о неудачном исходе битвы. Ему удалось послать жене весточку с верными людьми, и теперь оставалось только думать о том, как она воспримет печальное известие о их бегстве, что станет предпринимать в разлуке.
Может ли он рассчитывать на то, что союзники так легко с ним расстанутся, как тогда, в Ульме? Плененному с оружием в руках, известному в качестве верного сподвижника герцога, что грозит ему теперь? Долгое заключение в плену, жестокое обращение…
Появление первого поста у лагеря прервало его мрачные размышления. Солдаты отрядили одного из своих товарищей, чтобы известить командира и получить дальнейшие приказания.
Какие-то четверть часа показались Георгу целой вечностью. Ему очень хотелось повстречаться с Фрондсбергом, в надежде на то, что этот благородный друг его отца, может быть, сохранил еще к нему свое доброе расположение и по крайней мере будет о нем судить справедливее, чем стольник Вальдбург и многие другие, не симпатизирующие ему союзные начальники.
Солдат возвратился. Георга без особого шума должны были провести в большую палатку, где, по обыкновению, держали военный совет. Солдаты попросили молодого рыцаря опустить забрало, чтобы его не узнали, и окольными путями повели на совет.
Георг охотно удовлетворил их просьбу, ему самому было не по себе от любопытных либо злорадных глаз.
У большой палатки собралось множество служителей разного ранга. По их одежде и по перевязям можно было судить о том, сколько набилось в палатке рыцарей и советников. Весть о том, что солдаты захватили важного пленника, должно быть, уже докатилась до толпящихся у палатки людей. Георг едва продвигался сквозь массу любопытных, которые, казалось, были готовы проникнуть пытливым взором сквозь забрало именитого незнакомца. Паж с трудом расчищал перед ним дорогу и должен был наконец прибегнуть к имени главнокомандующего, чтобы прорвать густую толпу зевак и проложить Георгу путь.
Трое солдат, сопровождавших Георга, осмелились проникнуть внутрь палатки: они цвели от радости и надежды получить награду — тысячу золотых гульденов, назначенных за высочайшую особу.
Смелым, решительным шагом вошел Георг в высокое собрание, которому предстояло решать его судьбу. Перед ним предстали известные лица, смотрящие на него с ожиданием. Из памяти Георга еще не ушли мрачно-враждебные взгляды стольника; высокомерно-насмешливое выражение его лица и сейчас не предвещало ничего хорошего. Зикинген, Альбан фон Клозен, Хуттен сидели точь-в-точь как в тот день, когда он навсегда распрощался с союзом. Но как же все изменилось с тех пор! Слезы выступили у него на глазах, когда он увидел благородные черты человека, которому был так благодарен! Фрондсберг тоже смотрел на него, но в его взгляде не было ни высокомерия, ни злорадства. Георг прочитал лишь серьезное внимание и сострадание, с которым тот приветствовал мужественного, но побежденного врага.
Когда рыцарь остановился перед военачальниками, стольник фон Вальдбург начал свою речь:
— Наконец-то Швабский союз имеет честь видеть перед собою светлейшего герцога Вюртембергского, правда, наше приглашение выглядит недостаточно учтивым, однако…
— Вы ошибаетесь! — спокойно и внятно произнес Георг фон Штурмфедер и поднял забрало.
Собрание было поражено до крайности, будто они увидели голову Медузы-горгоны[104].
— А-а-а! Изменник! Бесчестный молокосос! А вы, собаки! — Стольник обратился к солдатам. — Зачем вы притащили к нам этого юнца, когда нам нужен герцог?! Говорите, где он? Ну, скорее!
Солдаты стояли ни живы ни мертвы.
— А это разве не он? — боязливо спросил один из них. — Ведь он в зеленом плаще.
Стольник, дрожа от бешеной ярости, готов был их задушить, но рыцари его удержали, а побледневший Хуттен, еле сдерживая гнев, спросил:
— Где доктор Кальмус, пусть он войдет. Он же вызвался поймать герцога.
— Ах, господин, — робко пролепетал солдат, — доктор Кальмус уже никого не поймает. Он убит на Кенгенском мосту.
— Убит?! — крикнул Зикинген. — А герцог ушел? Рассказывайте, подлецы, начистоту все, как было.
— Мы залегли в засаде, как приказал нам доктор, у моста. Было еще темно, когда раздался топот копыт. К мосту приближались всадники. И тут же мы получили знак от наших людей, которые должны были оповестить о приближении герцога со стороны леса. «Пора!» — сказал доктор Кальмус. Мы встали и заняли выход с моста. Хоть и было темновато, но мы разглядели четырех приближающихся рыцарей и их проводника, крестьянина. Двое конных повернули и напали на наших всадников, а двое других, те, что были впереди, вместе с крестьянином накинулись на нас. Мы выставили копья. Кальмус приказал им сдаться. А они в ответ — давай драться! Доктор с самого начала указал нам на человека в зеленом плаще — этот, мол, и есть герцог. Мы бы сразу его схватили, да проклятый крестьянин помешал, дрался, как сам дьявол: убил доктора, потом еще двоих из нас. К счастью, кто-то всадил ему в грудь алебарду, наконец-то он упал. Мы тут же принялись за всадников, особенно наседая на того, в зеленом плаще. Другой же вдруг взял да прыгнул со своим конем в реку и уплыл. Мы на него рукой махнули, потому что рыцарь в зеленом плаще оставался на наших глазах. Немного подравшись, он сдался. Мы его сюда и доставили.
— Тот, что бросился в реку, и был Ульрих! — воскликнул Альбан фон Клозен. — Каково? С моста в Неккар! В этом он не найдет себе соперника!
— Его непременно надо догнать! — вскипел стольник. — Вся конница — в седло и скакать вниз вдоль Неккара. Я сам отправлюсь…
— О господин! — возразил ему один из солдат. — Поздно! Слишком поздно! Ведь прошло три часа с тех пор, как мы оставили мост. Он ускакал, верно, далеко. Учтите, что и окрестности он знает лучше нашей кавалерии.
— Негодяй! Ты еще надо мною издеваешься! Вы упустили его, и вы мне ответите! Позвать стражу! Я повешу вас, мерзавцев!
