тело, стащив с неё плед. Нэе очень хотелось с ним поласкаться, но она хотела поломаться подольше.
— Никто не мешает тебе переселиться сюда. Притащи сюда своё барахлишко и живи тут всегда. Здесь же по любому пусто, а я тут редко бываю.
— И что обо мне будут думать?
— Не всё ли равно.
— Тебе всё равно, это да! А я что тут терплю? Я уже давно для них падшая. И для тебя тоже ничуть не ценность, раз ты так смеешь… — тут Нэя вспомнила свои забытые уроки в театральной школе и очень натурально заструилась слезами, как и природа за стенами, вспомнив Тон-Ата и своё туманное отчего-то, большинством наполняющих его дней, прошлое с ним, которое она неосторожно обнажила. Будто впустила Рудольфа туда, где его не было раньше, и он там наследил, вытряхнул все её сокровенные ящички, разбросал любимые вещички.
— Больше я к тебе не приду! — она уже забыла, что заплакала понарошку, поскольку обиделась вдруг по-настоящему.
— Да куда ты денешься, — он развернул её к себе лицом, ловя губами её ресницы.
— Кого я полюбила? — бормотала Нэя.
— Контрасты, — сказал Рудольф, — они дают острее прочувствовать то, от чего так быстро наступает пресыщение.
«Не от этих ли контрастов и сбегала Гелия»? — думала Нэя про себя, но боялась разозлить его всерьёз.
— У тебя нет прошлого. У тебя только настоящее. Я тоже ревную тебя к прошлому, как и ты меня. Но твоё прошлое принадлежит мне, как и всё в тебе. А ты моего прошлого не узнаешь никогда. У меня всегда перед тобой есть преимущество, — и он достал из-под своей подушки браслет в виде чёрной змейки с жёлтым кристаллическим глазом, загадочно мерцающим в полумраке.
— Ты починил мой браслет? — обрадовалась Нэя. Розыгрыш удался. Он решил откупиться подарком. Но таким, который привёл её в нешуточный трепет, — Почему браслет стал меньше? — Она схватила его и надела на запястье. На предплечье он уже не годился из-за меньшего размера. Рисунок на теле змейки был несколько иным, по её хребту проходила заметная изумрудная полоска, чего не было прежде. — Ты обработал её каким-то составом? — предупредила она его объяснение своим же ответом. Змейка приобрела загадочную и несвойственную ей раньше флюоресценцию. Его страстные объятия не дали ей времени для размышлений. «Раб» умолял о прощении, а «госпожа» не умела долго сердиться…
— Возможно, и живут на свете такие люди, к которым этот свет благоволит, и они не видят его изнанки никогда. Они больше всего и любят выступать в роли обличителей чужой безнравственности. А вот нам с тобою в этом смысле одинаково не повезло. И ты, и я, мы нахлебались этой изнанки. И что нам чья-то мораль? Именно потому, что мы заглянули за край, мы с тобой и ценим счастливые мгновения, что на обидно короткий миг дарит нам твой Надмирный Свет. А ты, несмотря на мои причуды, ведь любишь меня? Потому что знаешь, что я тоже люблю тебя. Мы хотя и контрастные с тобой, но созданы друг для друга. А моя любовь, она такая же, как я сам. Я девять лет помнил тебя!
— Разве это много? Я даже не ощутила этого времени. Если есть любовь, для неё нет времени. А то, что разрушается от времени, это уже не любовь. Это другое, то, что пристроилось рядом с любовью под общее название. Ты ведь никого до меня не любил? Ты забыл о тех, кто были в твоём прошлом?
— Нэя, даже у животных отличная память! Я помню всех.
— А Гелию сам же обещал забыть, как будто её и не было…
— Я имел в виду другое. Не её забыть, а самому измениться.
— Ты и изменился. Но иногда я жалею, что ты не прежний…
— Если я тебя не устраиваю, так я же тебя не удерживаю. Твой выход свободный, даже при том, что я буду страдать без тебя.
— Ты никогда не будешь страдать! Потому что я не собираюсь тебя покидать, — она капризно надула губы и милостиво подставила их для поцелуя. Он, как и свойственно бывает мужскому роду, был не чуток в отношении её женских игр. Он думал, её обида искренняя и очень старался утешить, чем усиливал полноту её ощущений от победы над ним. А она того и добивалась — усиления его страсти в результате совсем нехитрой игры.
— Я не хотел тебя обижать. Но ты свободна. Уйти в любое время.
— Я не могу быть свободна, если люблю. Любовь не может быть свободой уже потому, что она привязывает. Свобода же и есть отсутствие привязанности.
Утром Нэя опять куксилась, отказалась от утренних ласк, ворчала на него из-за порванного платья. Как добираться домой? Но по счастью из-за дождей можно было добраться и в дождевике. Они стояли в холле «ЗОНТа». Искрились города Нэиля. За прозрачными стенами лил дождь, и голографические города казались загадочной цивилизацией, затонувшей неведомо когда, где.
— Как в Атлантиде, — сказал Рудольф, — а ты как русалка.
Нэя в синем, как колокольчик, дождевике выглядела трогательно и смешно. Рудольф прижал её к себе.
— Русалка, — повторила она, — ты русский, а русалка — женщина вашей расы?
Рудольф прижал её к себе ещё теснее, она тыкалась в его сине-серебряный комбинезон, играя поясом, в котором было спрятано оружие и связь, они улетали патрулировать горы на границе с пустынями.
— Руд, ты такой красивый, у меня заходится сердце, когда я вижу тебя со стороны. Ваши русалки такие же, все красивые?
— Русалка — сказочный персонаж, а не синоним русской девушки. Русалки живут под водой. В Атлантиде, фантастическом подводном царстве. Но может быть, где-то они и есть, на ещё не открытой планете?
Нэя смотрела влюблённо, — Разве ты сам не фантастический? Разве я сама не стала персонажем фантастической чьей-то выдумки? Кто изобрёл сюжет моей неправдоподобной жизни? Встреча с тобой изменила всё мое существо, и мне кажется, я живу не в реальности, а в выдумке. Настолько мне хорошо с тобой.
— Не боишься захвалить? Вдруг возгоржусь? — смеялся он, но радуясь её обожанию. Засунув руку под дождевик, надетый на одно бельё, он заботливо спросил, — Не застудишься? Не торопись. Не по лесу же тебе брести по раскисшим тропам. — Он связался с кем-то по связи и велел ей ждать Арсения, поскольку тот должен был ехать куда-то за пределы стен и по пути довезёт её до кристалла. Нэя вовсе не была в восторге при мысли от встречи с Арсением.
— Больше не будем так играть, — сказала она. — Иначе я разорюсь, если ты будешь
