Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
Николай Кириллович очеркнул это место и раскрыл окно. Дождя не было, воздух был мокрым, улица блестела.
Подышав, закрыл, погасил свет. Лег, не раздеваясь. Снова зашумел дождь, по освещенной стене поползли тени капель.
Он ворочался, кашлял, вставал и задергивал шторы. Ложился, снова вставал, раздергивал и думал о том, что и дед, и отец умерли в год, заканчивавшийся цифрой три. О том, что непонятно, кем же был выкраден в детстве его дед Лев Триярский. Сектой рождественцев? Ворами, промышлявшими похищением и продажей детей? Или пришельцами из космоса? Последняя версия промелькивала, кажется, у Серого.
«Есть в нас, Триярских, – думал, следя за тенями, – какая-то недоосуществленность. Тот, петрашевец, так и не стал архитектором. Отец не реализовал себя как художник. Я вроде бы и стал композитором, и все равно… Нигде не исполняюсь, не звучу. Точно мы посланы сюда не для самих себя и не для архитектуры, живописи или музыки, а для другого. Как те трое волхвов, о которых мы ничего не знаем. Кроме того, что они пришли, и поклонились, и ушли…»
Дождь ослаб, он задремал.
Резко открыл глаза. Кто-то смотрел на него.
«Гога?»
Зашарил в темноте рукой, зажегся торшер.
За столом никого не было.
Отдышавшись, потянулся за книгой.
* * *
Теперь он стоит на кухне. В комнате хлопает форточка.
Он прислушивается.
– Тише, главное, не испугать его.
– Ничего, не маленький.
Голоса… Как в ту ночь, когда он мотался на Гагаринку.
– А если решит, что сходит с ума?
– Да нет, подумает, просто переутомился. Бессонницы, неприятности… Он еще про Садыка не знает.
– Тсс! Не надо торопить события.
Кто-то садится на диван, тихий скрип пружин.
– Знаете, я думаю, для начала хватит. Он должен к нам привыкнуть. Как вы считаете, граф?
– Граф сегодня не в настроении. Но я согласен. Вы знаете мою позицию, хорошего – в меру. Ну что, господа, до встречи в Музтеатре?
* * *
Возле Музтеатра, как всегда после дождя, плещется огромная лужа.
Машина взрезает ее, фасад с колоннами рассыпается. Николай Кириллович расплачивается и хлопает дверцей.
– Ну, вы уже в курсе, – встречает возле входа Ринат. – В общем, бардак. Оркестр уже на ушах. Собираются писать коллективное письмо.
– Не надо. – Николай Кириллович дергает дверь, дверь не подается.
– Я тоже считаю, что не надо. Но уже афиши везде расклеены.
– Когда сообщили?
Дверь с визгом открывается.
– А никто не сообщал. Дияров был там на каком-то заседании вчера…
– Хорошо. Передайте, репетиция начнется как обычно. Начинаем со Шнитке. Я сейчас к директору и обратно.
Ринат делает гримасу и поднимается в зал.
Николай Кириллович идет по коридору. Прижимается к стене, мимо проносят огромную голову Ленина.
О том, что фестиваль решено проводить не в Центре современной музыки, а здесь, в Музтеатре, он успел узнать от Жанны. Забежала к нему час назад, мокрая, взвинченная, плюхнула на стол пакет с котлетами. Он поцеловал ее в холодную щеку, но есть не смог, не лезло.
* * *
– Да, слышал, слышал… – Директор ползал под столом, разыскивая что-то. – Ну что тут делать будешь? Подвели строители, куча недоделок. Центр в аварийном состоянии. Людей туда пускать нельзя… Вот шайтан, ну где эта ручка?
Из-под стола показывается директорская голова.
– Вчера японская делегация была, авторучку подарили. Куда могла деться, а? На столе нет, на полу нет… Что я должен думать? Совести у людей нет, совести… – Голова снова уходит под стол, слышно пыхтение. – Раньше у нас за такие фокусы руки отрубали! И никто авторучки не воровал.
– Но здание Центра уже было принято…
– А как у нас принимают?.. Давай-давай, и подмахнули. Вы представьте, то-о-олько начнете самое интересное исполнять, а тут крыша падает. Или канализация лопается. Что, нужны такие приключения?
– Может, тогда вообще отменить фестиваль?
– Зачем сразу «отменить»? – Директор поднимается, отряхивает колени. – Проведем здесь, у нас, даже лучше будет! И публики больше будет. Этот ваш Центр – вообще непонятно, почему «центр», это край света! Раньше даже в городскую черту не входил. Центр – это у нас здесь. Обком рядом, Универмаг рядом, базар рядом… Ну куда она подевалась, а? Сабахат! – кричит через приоткрытую дверь. – Не видела мою новую ручку?! У тебя глаза есть? Ты ими куда смотришь? Не найдешь ручку – уволю.
Появляется сонная секретарша, начинает ползать по полу.
– Но у Музтеатра своя программа на эти дни… – Николай Кириллович отходит в сторону.
– И какая программа! Видели? Юбилейные концерты, новая постановка «Прощай, паранджа!»… Ничего, ничего, что-то ужмем, сократим немножко. Вы тоже сократите. Лучше всего – половину, но если не получится…
– Мы ничего не будем сокращать.
– А как тогда?
Секретарша заглядывает под стул.
– Не знаю. – Николай Кириллович дергает головой. – Попытаюсь напрямую поговорить с Дурбеком Хашимовичем.
– Ну, попытайтесь, если хотите… Дуркоры как говорят, знаете? Не всякий прямой путь – самый короткий, не всякий короткий путь – самый быстрый… И не всякий быстрый приводит куда нужно.
Поднимает затрещавший телефон.
– Алло, эшитаман! Келдиларми? Узилар?[94] Срочно всех в зал! – Прикрыв трубку ладонью, подмигивает Николаю Кирилловичу. – Рудольф Карлович сейчас будет свою новую оперу показывать! Это для вас просто судьба, ажойиб имконият![95] Вот он может, своим, так сказать, авторитетом, своим музыкальным весом решить этот вопрос…
* * *
Вместо зала все толпятся в репетиционном классе, вокруг рояля. Рудольф Карлович изъявил желание именно на этом рояле показывать свое новое произведение. В соседнем классе греют чай и раскладывают пирожные.
Дверь в коридор наконец распахивается, гул смолкает.
Рудольф Карлович, кланяясь, движется к инструменту. Давлат идет рядом, поддерживает за локоть. Лицо у Давлата серое и испуганное. Еще страшнее лицо Рудольфа Карловича. Бесцветные глаза куда-то провалились, рот полуоткрыт, над верхней губой торчат усики.
– А! Николя! – Машет ему через рояль. – И ты… тут?
Бежак смотрит на него, отворачивается, кивает кому-то, целует слегка мужскую руку Виолетты Захаровны. Еще одна рука тянется к поцелую.
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
