по-настоящему оплакать своего принца.
– Хаби, ну! – Рикус плюхается с противоположной стороны от нее и тоже обнимает. – Крокодилам не останется слез, а у тебя еще все-таки есть мы! Да, мы не похожи на красивых призраков и нас нужно иногда кормить, но…
Клио всхлипывает громче и толкает его, но все же не вырывается.
– Придурок, – выдыхаем мы с Ардоном хором.
Эвер все еще стоит, смотря то на нас, то на утес за нашей спиной. Гранат из подземного сада алеет в его опущенной руке. Чтобы не подцепить от Клио эту заразу слез, чтобы думать хотя бы о чем-то хорошем, о чем-то из будущего, а не из прошлого, я начинаю прикидывать, в каком грунте приживаются подобные растения. Отломлю и спрячу пару зернышек. Нужно будет попробовать вывести исцеляющие гранаты у нас. Пусть даже они будут с косточками. Это неважно.
– Иди к нам, – зову я, подняв глаза. – Рыдай с нами. Ну или хоть посиди.
Эвер, слабо улыбнувшись, опускается рядом и гладит Клио по волосам. Она поднимает голову и через силу улыбается ему. Кто бы ни создал эту театральную постановку, чем бы она ни была, комедией или трагедией, мыльной или не очень… пока у меня нет сил даже сожалеть о том, что она случилась. А может, нет и смысла.
Все мы живы. Вместе. Это главное. А исправлять ошибки мы умеем. Как никто.
12. Короли и волшебники. Орфо
Поймать кота и скормить ему пару гранатовых зерен, довольно сложно. Сложнее, чем я предполагала. К счастью, папа оказался бесценным помощником; в его крепких руках Скорфус… то, что было Скорфусом… быстро перестал трепыхаться, покорно раскрыл пасть, а уже скоро, покашляв какое-то время, вырвался и взмыл в воздух с истошным криком омерзения:
– О боги, ну и дрянь! Как будто дешевые леденцы! Человечица, где вы это нашли? И кто здесь везде насрал? Это что, опять Мористеос?
Таращился он ошалело, так, будто не был в замке лет восемьдесят и теперь вообще не понимает, как тут можно жить. Я бы с ним согласилась: черная плесень, прежде бывшая всюду, растаяла еще не до конца, по углам виднелись ее пахучие остатки. Разумеется, Идус и Сэрпо не забрали ее, решив, что это уже точно наши проблемы, а у них достаточно своих.
– Священный гранат, мохнатый! – сообщил папа. Его руки были исцарапаны куда меньше, чем наши с Эвером, закономерно, и злился он меньше. – Ну, уймись. Вообще-то мы тебя спасли.
Скорфус приземлился на его плечо, устроился поудобнее, сощурился на меня.
– М-м-м… А от чего?
– От божественной лоботомии, можно так сказать? – осторожно предположил Эвер.
Скорфус поморщился и ощутимо передернулся, но не стал никак это комментировать. Я его понимала: вряд ли он захочет возвращаться к этому моменту своей жизни. Ужасно, когда тебя лишают разума. Да еще и всего лишь за правду о чужих ошибках, бедах и проступках.
– А если в целом? – тихо, уже куда серьезнее спросил он, и я вздохнула.
– Это долгая, очень долгая, поистине долгая история. О фантомах и призраках.
– О, – вздохнул и он тоже. Перевел взгляд на окно папиной комнаты. – Как предсказуемо. Значит, они все же вас нашли. А ведь я предупреждал!
– Не то чтобы прямым текстом. – Запоздало спохватившись, я на него немного рассердилась. – Все какими-то устрашающими полунамеками, а между тем…
– Человечица! – возопил он и покосился уже на Эвера. – За рассказ всего-то о его семейке меня лишили мозга. Боюсь, если бы я начал болтать о том, что от Идуса с Сэрпо теоретически можно сбежать, меня бы лишили яиц! Да и потом… – он быстро сник и посмотрел уже виновато, – я до последнего сомневался, я ведь никогда с таким не сталкивался. Сама подумай, как это все выглядело чудовищно. Конечно, я надеялся, что вы сходите с ума от ваших заскоков и потрясений, а не угодили в смертельную ловушку, из которой мне вас не спасти.
– Но ты спас, – глухо, но твердо возразил Эвер. Скорфус округлил глаз.
– Когда? Я же позорно бежал в самый плохой момент. Унося в зубах свой мозг.
Но он ошибался. Пока я искала, как уместить объяснения в одно-два содержательных предложения, Эвер справился довольно емко:
– Вовсе нет. Ты помог мне подружиться с Монстром.
Мы рассказали Скорфусу все, что случилось, – а заодно отцу, который знал и того меньше. Он слушал мрачно, сосредоточенно, то и дело кусая губы, особенно когда речь пошла о Валато Каператис. Его взгляд снова и снова метался по полу, где еще блестело несколько осколков флорариума. Орхидея догорала в камине, источая едкий сладковатый запах, будто мы сжигали труп.
– Фантомы… – пробормотал он наконец. – А ведь этот, как его… который Орлиное Ребро… о фантомах говорил, еще когда Ва… твоя мама была жива.
Он больше не произносил ее имени. Я заметила уже несколько раз, как он себя одергивает. Почему-то это оставляло тяжелый осадок, но я не решалась возразить, не решалась и ободрить его. Папа чувствовал вину в случившемся. Я понимала это, но винить его не собиралась. В нашем мире Тысяча Правил, их становится только больше, они прибавляются одно за другим. Но правила не скорбеть и не скучать по своим мертвецам у нас никогда не было.
– Я все-таки не думаю, – пришлось произнести это и забрать слабую надежду, тлевшую в его глазах, – что Истабрулл мог влиять на нее тогда, в те годы. Подземье заперто от нас вполне надежно.
Недостаточно, чтобы мы не могли его потревожить. Недостаточно, чтобы оно не могло потревожить нас. Но я ведь действительно помню… мы дни напролет резвились на том пляже, сначала всей семьей, а потом только с Лином и Эвером. Зло не являло себя. Мы не ощущали его. Да и зло ли это?
– Думаешь, она сама. – Это не был вопрос, но я кивнула.
– Думаю… да. Быть королем-захватчиком соблазнительнее, чем королем-освободителем.
Мы помолчали. Папа опять посмотрел на огонь. Я торопливо дернула за хвост Скорфуса, который, кажется, начал говорить что-то вроде «А знаешь, толстый король, давно бы пора найти новую жен…» – и он заткнулся. Папа собрался, поднял глаза на Эвера, и тот улыбнулся, ободряя. Я почти увидела теплую искру, пробежавшую между ними, и в груди все немного с жалось. Интересно… а это Лин видел? Видел так же отчетливо, как я видела отношение матери ко мне? Если и так, он ведь не выдавал этого. Никогда.
– Ну и каково это – быть Монстром, а, мальчик? – шепнул папа. Эвер склонил голову к плечу, и
