Но она вовсе не была заброшенной!
До его чуткого, натренированного слуха вдруг донеслись чьи-то оживленные голоса. Он остановился и заглянул в окно. Ему показалось, что там люди.
В неровном оконном стекле Элат также увидел отражение своих желтых глаз, тускло блестевших в затуманенном окне, как маяки. Казалось, его сознание тоже затуманилось — раздвоилось: он поймал себя на том, что пытается решить, считать ли ему этих людей друзьями, расспрашивать ли их, отвечать ли на их вопросы или расправиться с ними, как с возможными врагами.
Затем послышались шаги, и дверь со скрипом, напоминавшим урчание голодного дракона, распахнулась. Раздались голоса и показались разгневанные, испуганные лица.
Элат повернулся, увидел в проеме двери женщину и мужчину с обнаженными мечами и услышал их голоса.
— Теммар — смотри!
Все произошло мгновенно. Даже магия колдунов не может соперничать с импульсом страха, который движет людьми в этом безумном мире!
— Я его вижу, Соня! Эй, кто бы ты ни был, призрак или человек, стой, где стоишь!
— Стой, где стоишь! — словно эхо, повторил гневный женский голос.
С этими словами они пошли на него, держа наготове клинки.
Элат поднял руку, словно желая защититься от каких-то волшебных сил.
— Соня! Осторожно! — предостерег Теммар, размахивая мечом.
Элат прошептал действенное заклинание:
— Як-сатого, иута меи!
— Колдун! Колдун! — Взмахнув мечом над головой молодого волшебника, Теммар, движимый безудержной ненавистью, зашипел:— Ты — уничтожил — Тальмеш!
С удивлением увидев, как меч Теммара отскочил, словно его лезвие наткнулось на невидимый щит, Соня отпрянула.
— Осторожно, Теммар! От него можно ждать чего угодно!
Но Теммар, вне себя от ярости, снова предпринял атаку и стал молотить мечом по груди желтоглазого существа, но и эта атака лишь повлекла за собой новый прилив ярости и отчаяния, захлестнувших его.
Колдун, сверкая желтыми глазами, упал навзничь, и принялся размахивать когтистой рукой, продолжая возводить в воздухе мощный невидимый щит.
— Умри, и будь ты проклят! — кричал Теммар, отводя меч после безрезультатного удара и занося клинок, чтобы ударить снова.
— Остановись!
Но тот снова взмахнул мечом; серебристое лезвие, блеснув в темноте, ударилось о волшебный щит Элата и почти проткнуло его. Теммар отступил и опять взмахнул мечом. Элат покачал головой, по-прежнему сверкая глазами, опустился на колени и умоляюще поднял руки. Воин снова ударил его, и снова меч отскочил от невидимого щита.
— Теммар! — снова вскричал Элат.
Шатаясь и хрипя, правитель, в конце концов, прекратил атаковать и застыл на месте, держа меч в дрожащей руке.
— Теммар! Я тебе не враг, Теммар!
— Осторожно! Колдуны — мастера предавать! — предупредила Соня.— Не подходи к нему слишком близко: он может напасть на тебя, когда ты меньше всего ожидаешь!
Она стояла рядом с Теммаром, глядя на Элата, и старалась разгадать, что собирается предпринять маг.
— Я тебе не враг, принц Теммар! — снова вскричал Элат.— Колдун мой враг, так же, как и твой! Он должен быть уничтожен!
— Уничтожен! — сдавленно произнес Теммар.— Это Тальмеш уничтожен!
— Теммар! — Соня осторожно дотронулась до его плеча.
— Тальмеш покорен! Тальмеш разрушен! — пронзительно кричал он, снова пытаясь проткнуть невидимый щит Элата.
В сердцах хватив мечом по кирпичной стене таверны, он с горечью воскликнул:
— А я даже не могу справиться с одним из разрушителей моего города!
— Я тут ни при чем, Теммар!
На этот раз шум услышали и остальные обитатели таверны; они вышли на улицу и, держась на расстоянии, наблюдали за Теммаром и колдуном. Соня мельком взглянула на них.
— Успокойся, Теммар! Может быть, в конце концов, колдун говорит правду. В одном он прав, мы должны убить Нгаигарона!
Теммар повернулся и посмотрел на нее; краем глаза он заметил в дверях таверны своих воинов. По его грязному, потному лицу текли слезы.
— Колдуны! — лицо Теммара исказилось гневом; он высоко поднял голову и указал мечом в сторону стоявшего на коленях Элата.— Их кровь, только их кровь смоет кровь наших братьев и сестер, наших матерей, отцов и детей! Мы заново отстроим Тальмеш из камней, скрепленных кровью наших врагов!
Никто не произнес ни слова; все взоры были устремлены на него.
Теммар, гордый, разгневанный, одержимый жаждой мщения, выведенный из терпения, сделал шаг вперед. Его люди, охваченные благоговейным ужасом, расступились перед ним, давая ему дорогу. Войдя в таверну, он взял с полки за стойкой бутылку вина и сел за стол — подумать, выпить, постараться забыть о присутствии колдуна и остудить свой гнев.
Остальные также вернулись в таверну. Войдя внутрь, Соня прошептала магу:
— Ты действительно с нами, колдун?
— Да, и Теммар в глубине души тоже это знает, иначе он натравил бы на меня своих людей! Он и сам в этом признается, когда пройдет его безумие.
Соня кивнула.
— Да, безумие… безумие, которое могло бы охватить его гораздо раньше. Но оно пройдет, как ты говоришь; он сильный человек. Может быть, еще не все потеряно — для Теммара, для меня и для Тальмеша.
— Не все потеряно,— тихо повторил колдун, закрывая за собой дверь таверны.— Не все потеряно. Спасибо тебе, воительница, за то, что в моих словах ты услышала истину. Я помогу тебе бороться с Нгаигароном.
— Вы все должны успокоиться — ведь даже в потайных уголках города ночью древние камни могут подсматривать и подслушивать секреты ради такого могущественного колдуна, как Нгаигарон. Он может чувствовать голоса и шаги, которые знают только темные аллеи.— Голос колдуна зазвенел.— Время меняется, как меняется человек. Города, законы, армии, матери с детьми, адепты и колдуны, оживающие каменные птицы — все это меняется и угасает, переходя в новые формы. А ночью все города представляют собой один — просто один безымянный город!
Надвинувшийся туман заволок слабый свет, лившийся в таверну с улицы, и спрятал высокую фигуру Элата. Остались видны лишь его желтые глаза. Люди Теммара в замешательстве зашептались.
— Если ты и впрямь наш союзник,— пробормотала Соня, пытаясь унять озноб, охвативший ее тело,— замолчи! И помоги нам зажечь свечу!
* * *
Садгур закричал, когда его вытащили из окровавленного чрева матери, перерезали пуповину и положили ей на грудь кормить.
Но мать его не кормила; вместо этого она подбросила его вверх — своего ребенка, которому был всего один миг — и, держа над собой, впилась в его глаза своими демоническими очами.
