— У тебя? Сколько было мужчин? — спросил он.
— Пять.
Бен кивнул:
— Следующий вопрос.
— Ты когда-нибудь любил?
Бен снова откусил хлеба.
— Да, любил. Опыт не из приятных для меня, если честно. Было совсем… не весело, — добавил он таким тоном, словно после долгого времени только что осознал, в чем собственно и состояла проблема.
— Понятно.
— Ты? — спросил Бен.
— О, так вот куда всё идет. Мне лучше не задавать тех вопросов, на которые бы я не хотела отвечать сама.
— Но так ведь будет честно?
— Согласна. Я была однажды влюблена. В университете. Его звали Брайсон.
— Брайсон?
— Ага. Не смейся над его именем. Он хороший парень.
— Где он сейчас?
— В Чикаго.
— Это хорошо. И далеко.
Я засмеялась. Официант принес наш заказ. Он поставил тарелки перед нами и предупредил, чтобы мы к ним не прикасались, так как они горячие. Я, конечно же, до своей дотронулась. Не такая уж она была и горячая. Бен глянул на мою тарелку, затем — на свою.
— Поделишься со мной, если я поделюсь с тобой? — спросил он.
— Запросто, — подвинула я к нему свое блюдо.
— Нам осталось только с одним разобраться, — сказал Бен, протягивая вилку к моим фузилли8.
— С чем же?
— Если мы не собираемся в течение пяти недель переводить наши отношения на следующий уровень, то, нам, наверное, следует загодя решить, когда мы будем спать вместе.
Своими словами он застал меня врасплох, так как я надеялась провести эту ночь с ним, а потом сделать вид, что изначально это в мои намерения не входило. Хотела списать всё на порыв страсти.
— Что ты предлагаешь? — поинтересовалась я.
Бен пожал плечами.
— Полагаю, у нас есть только два варианта: сделать это сегодня или по окончании пяти недель. Иначе напряжения не избежать, и, в конце концов, мы чего-нибудь учудим… — На его губах заиграла улыбка. Он прекрасно знал, что делает. И прекрасно знал, что я это понимаю.
— О. Ну ладно. Давай не будем ничего усложнять и сделаем это сегодня?
Улыбнувшись уголком рта, Бен победно выбросил в воздух кулак:
— Да!
Было приятно ощущать себя настолько желанной, что от одной мысли об этом мужчина так радуется. Тем более что я и сама не могла этому нарадоваться.
Остаток ужина прошел в спешке. Или мне так показалось, потому что после нашего решения меньше всего я думала о еде. Бен поцеловал меня перед тем, как мы сели в машину. И всю обратную дорогу держал ладонь на моей ноге. Чем ближе подъезжали мы к дому, тем выше поднималась его рука. Я ощущала каждый миллиметр его ладони. Моя кожа горела под его пальцами.
Как мы добрались до двери одетыми, я не знаю. Бен начал целовать меня еще на дорожке перед домом, и если бы я не была приличной девочкой и не прекратила это, то всё случилось бы прямо у него в машине.
Мы взбежали по лестнице, и когда я вставляла ключ в замок, Бен стоял у меня за спиной, сжимая ладонью мою ягодицу и шепча в ухо, чтобы я поторопилась. Его горячее дыхание обжигало мне шею.
Дверь распахнулась, и, схватив Бена за руку, я рванула в спальню. Я упала на постель, и мои лодочки со стуком шлепнулись на пол. Бен накинулся на меня с поцелуями, вжимая в постель и сдвигая своим телом вверх, к подушкам. Я пылко отвечала на его поцелуи, обхватив за шею руками. Потом прямо в платье скользнула под одеяло, и Бен, разувшись, присоединился ко мне. Всю нашу сдержанность, проявленную прошлой ночью, смело неистовой страстью. Разум отключился. Я настолько потеряла голову, что даже не беспокоилась о том, не покажусь ли толстой, и куда деть руки. Горел свет. Я никогда не оставляю свет включенным. Но сейчас я даже не заметила этого. Я просто двигалась. На чистых инстинктах. Я хотела всего его, полностью, без остатка, и не могла от него оторваться. Я чувствовала себя с ним такой живой!
ИЮНЬ
Понадеявшись на то, что Сьюзен еще находится в отеле, я прошу Анну отвезти меня туда и звоню свекрови из вестибюля. Я хочу лишить ее возможности дать мне отворот-поворот, и понимаю, что правильно поступила. Ее тон ясно показывает, что будь у нее такая возможность, она бы избежала встречи со мной. Анна идет в бар, а я отправляюсь на лифте в 913-й номер.
При приближении к двери Сьюзен у меня начинают потеть ладони. Я не знаю, как убедить ее, как отстоять пожелания Бена и донести их до его матери. Я вдруг понимаю, что хочу понравиться свекрови. Если не брать в расчет всего, что случилось в последнее время, эта женщина вырастила и воспитала моего мужа. Она создала его из ничего, и в глубине души я люблю ее за это. Но я не могу забыть о том, что случилось. Каждое мгновение каждого дня смердит случившимся. Оно не случилось и прошло. Оно происходит сейчас.
Я тихо стучу в дверь, и Сьюзен сразу же ее открывает.
— Здравствуй, Элси, — говорит она.
На ней облегающие темные джинсы с широким ремнем и серая рубашка под коричневой кофтой. Она выглядит моложе своих шестидесяти — подтянутой, здоровой, но, несмотря на это, убитой горем. Сьюзен плакала — это видно. Волосы не чесаны и не уложены. На лице нет макияжа. Она выглядит измученной.
— Здравствуй, Сьюзен, — отвечаю я, заходя в номер.
— Чем я могу тебе помочь?
Ее номер больше походит на просторную квартиру. Тут есть огромный балкон. Гостиная выдержана в кремовых тонах. Ковер на вид так мягок, что боишься на него ступить в туфлях, но я не чувствую себя достаточно комфортно, чтобы как у себя дома разуться. У меня сложилось впечатление, что Сьюзен хочет, чтобы я ходила вокруг нее на цыпочках и извинялась за само свое существование. Даже ее ковер будто взывает к тому же.
— Я… — начинаю я и замолкаю. Не знаю, следует ли мне в подобной ситуации начать издалека или лучше сразу перейти к насущному вопросу. Как можно сразу к нему перейти, когда этот «насущный вопрос» — останки твоего собственного мужа? Останки ее сына? — Я встречалась сегодня утром с мистером Павликом, — наконец произношу я. Достаточно близко к делу, но не прямо в лоб.
— Хорошо.
Сьюзен стоит у дивана. Она не садится и не приглашает сесть меня. Свекровь не хочет, чтобы я здесь задерживалась, а я не знаю, как этот разговор сделать коротким. В итоге, я решаю просто сказать всё, как есть:
— Бен хотел быть похороненным в земле. Мне казалось, мы обсудили этот вопрос.
Сьюзен слегка меняет позу, расслабленно, небрежно, словно этот разговор не особенно важен для нее, словно он не пугает ее так же, как пугает меня. И я понимаю, что она не собирается выслушивать меня. Она спокойна, так как знает, что в конечном итоге всё будет по ее.
