— Помочь? — спрашиваю я.
— Нет, продолжай сходить с ума, — отвечает она, не поднимаяголовы.
— Спасибо.
— На здоровье.
Через двадцать минут Джейми сдает нашу контрольную, котораяна следующей неделе вернется к нам с красной отметкой «Б с плюсом» сверху, и мымолча собираем вещи. Я осторожно укладываю словарь в рюкзак, стараясь нерассыпать фотографии.
— Чем займемся в обед? — спрашивает Джейми, перекидываясумку через плечо. И тут я вдруг вспоминаю, чем собираюсь заняться. Выпрямляюсьи смотрю на подругу.
— Люк пригласил меня пообедать с ним сегодня.
— А, вот как, — говорит Джейми, не скрывая разочарования.Мне кажется, будто в глазах ее промелькнуло какое-то странное выражение.Раздражение? Досада? Ревность? — Ладно, понятно. Схожу с Энтони.
— Извини, Джей, — Энтони поспешно выбегает из аудитории, и яуже не знаю, с кем Джейми проведет этот несчастный час.
Как только мы выходим из класса, Джейми вырывает у меня своюруку, говорит, что ей срочно нужно в туалет и, помахав мне, убегает, прежде чеми успеваю сказать хоть слово. Исчезает — и все тут.
По дороге к тому месту, где мы договорились встретиться сЛюком, я думаю о фотографиях. Вернее, об одной фотографии. Еще точнее, об одномчеловеке.
Вторая половина правды заключается в том, что у меня естьбабушка, которая (предположительно) меня любит и, возможно, хочет печь для меняпеченье и расчесывать мне волосы. Ладно, пусть только печенье.
Это инь правды. Но есть и ян. И этот ян — та часть, которуюя упорно пытаюсь выбросить из головы, шагая сквозь безликую толпу школьников, —состоит в том, что, хотя я только что впервые увидела лицо бабушки, я помню еев будущем.
Женщина на фотографии — это пожилая женщина на похоронах, тасамая, с изящным платочком, чудесной брошкой в виде жука и совершенно мертвымлицом.
Я заворачиваю за угол, и мысль, которую я всеми силамипытаюсь отогнать, решительно проталкивается в первый ряд.
На ходу мы с Люком встречаемся взглядами — он стоит,небрежно прислонившись к стене, рюкзак брошен у ног. Увидев меня, он отрываетсяот стены и подхватывает рюкзак с пола.
Мы неумолимо сближаемся, и, когда всего несколько шаговотделяют нас друг от друга, на меня всей тяжестью обрушивается вторая половинаправды.
Я смотрю на Люка, но вижу тьму.
Моя мама рыдает.
Моя бабушка убита горем.
Я не могу заставить себя посмотреть вниз.
Через десять шагов я улыбаюсь в ответ на улыбку Люка.Кажется, он рад видеть меня. Я стараюсь заглушить свои чувства и напоминаюсебе, что тоже рада ему.
За два шага до того, как Люк неловко, но нежно обнимет менясбоку, я разрешаю себе додумать все до конца.
Этому может быть только одно объяснение.
Это похороны моего отца.
Мой отец должен умереть.
Вот.
Все.
Люк небрежно берет меня за руку, и это здорово, несмотря нато, что фактически мы с ним познакомились только сегодня утром. И мынеторопливо идем в толпе таких же парочек навстречу пронзительному ветру,разгуливающему по ученической парковке.
— Хороший день? — спрашивает Люк по дороге.
— Хороший, — отвечаю я, потому что твердо решила во что быто ни стало сделать его таким.
Глава тринадцатая
Люку почти удалось отвлечь меня, по крайней мере до тех пор,пока мы не прошли между рядами машин и не остановились возле его...
Минивэна.
Люк громко хохочет, заметив, с каким остолбенением яразглядываю эту типичную машину американской мамочки. Очевидно, это и в самомделе когда-то была машина его американской мамочки, по крайней мере до тех пор,пока она не сменила это чудо на «потрясающе экономичный» внедорожник.
Люк говорит, что так оно и было, и заводит двигатель, а япродолжаю беспечно радоваться тому, что мы едем обедать к нему домой вместотрадиционного похода в пиццерию или еще куда-нибудь. Оказывается, мать Люкасегодня взяла его младших сестренок и поехала с ними в город покупать одежду.
Оказывается, у него есть младшие сестренки.
— А твой отец — он твой настоящий отец? — спрашиваю я, когдамы отъезжаем с парковки.
— Да, а что? А, ты это к тому, что у нас с сестрами большаяразница в возрасте?
— Ну да. Огромная разница. Вот я и решила, что, возможно, утвоей мамы это второй брак.
— Ты почти угадала. Она была замужем два раза, но оба разаза моим отцом, — отвечает Люк таким тоном, словно ему очень не хочется об этомговорить. Тем не менее он продолжает: — Когда я родился, мы жили в Чикаго. Тыне поверишь, но мои родители любили друг друга со школы. Они поженились совсемюными, сразу после окончания школы. Представляешь? — спрашивает он, вовсе неожидая моего ответа. — В общем, когда я родился, им было около двадцати одного.Мои родители любят говорить, что в период первого брака они были бедныденьгами, но богаты любовью. Это звучит так старомодно, — фыркает он, но яотлично вижу, что он вовсе не считает это старомодным. — Короче говоря, онижили в подвальном этаже у моих дедушки с бабушкой, пытались устроить моего отцав юридическую школу, что в конце концов им удалось. Потом мой отец закончил этушколу, и его пригласили в крупную юридическую фирму в Нью-Йорке. Мы переехалитуда, когда мне было лет пять или около того. Мама любила таскать меня по всемугороду. Это было здорово. Вскоре мой отец стал партнером владельца фирмы, иродители начали ссориться, потому что папа стал много времени проводить наработе. Точнее сказать, он там просто пропадал. На протяжении нескольких лет яего вообще не помню дома.
«По крайней мере, ты его хоть как-то помнишь!» — думаю я просебя.
Люк сворачивает с магистрали и едет к новенькому кварталу,виднеющемуся на другой стороне шоссе с моей стороны. Оказывается, мы с нимпочти соседи!
— Когда мне было десять, они развелись, — продолжает Люк. —Два года я вообще не видел отца. Он только посылал мне открытки и подарки надень рождения...
Я вздрагиваю.
— ...и, разумеется, выплачивал пособие на мое содержание. Мыпереехали в Бостон. Мама начала работать в мебельном магазине. Она вкалывала,как проклятая, поэтому на лето меня отправляли к дяде с тетей.
Люк замолкает и как-то странно косится на меня, словно ждет,что я что-то скажу. Я смущенно смотрю на него до тех пор, пока он снова неотворачивается к дороге. Не знаю, что он про меня думает, но все-такипродолжает рассказывать.
— А в один прекрасный день папа приехал с цветами и уговорилмаму принять его обратно. Она согласилась, и тогда он нашел себе работу вБостоне, в совсем маленькой фирме, зато каждый вечер в половине шестого он былуже дома, словно никакого Нью-Йорка и в помине не было. Я понимаю, это всезвучит странно, но такие уж у меня родители. Ну а потом настал прекрасный день,когда они огорошили меня сообщением, что ждут двойняшек.
