Описание одной из наиболее изобретательных и омерзительных экзекуций пришло к нам из Фландрии начала XII века. Казнь произошла спустя некоторое время после убийства графа Карла Доброго. Мятежникам (ими оказались продавцы зерна из Брюгге, незаконно его продававшие и недовольные судом графа; к ним присоединились и некоторые бароны), вовлеченным в заговор, была уготована страшная участь: их должны были повесить, потом обезглавить, а затем привязать тела к колесу, скрепленному с деревом. Такое приспособление применили для казни осужденного по имени Буршар. Его «обрекли на ужасную смерть, отдав на растерзание голодным воронам и прочим крылатым тварям. Глаза его были выклеваны, а все лицо истерзано птицами. Нижняя часть тела была исколота стрелами, копьями и дротиками. Умер он отвратительной смертью, а останки его потом сбросили в сточную канаву».
5 мая 1127 г. двадцать восемь мятежников в доспехах были несколько раз сброшены с башни замка в Брюгге. Хронист Галберт пишет, что даже со связанными за спиной руками, и несмотря на большую высоту башни, некоторые сразу не разбивались насмерть и еще были в сознании. Людовик Толстый, наблюдавший за экзекуцией, устроил для главаря по имени Бертольд особую казнь, способную любого нормального человека повергнуть в шок. Подстрекателя мятежа ожидала унизительная и постыдная смерть. Бертольда растянули на эшафоте, а рядом привязали собаку. Ее неоднократно дразнили и били, стремясь обратить гнев и страх разъяренного животного на осужденного. Собака, в конце концов, принялась нападать на Бертольда и «объела ему все лицо… она даже измарала его экскрементами». Аббат Сугерий с одобрением отмечает, что это была «презренная смерть, уготованная отъявленному негодяю».
Король как воин
Из всех обязанностей любого средневекового монарха роль воина являлась первостепенной. Очень немногие правители могли сочетать успешное правление с плохим полководческим талантом или незавидной военной репутацией. Сила божественного или юридического права на власть во многом зависела от практических способностей поддерживать это право силой, как продемонстрировали недавно опубликованные исследования. Келли де Вриз показывает, как военные власти могли вытеснять власти политические и как успех на войне мог привести к успеху в политике. Приводя пример восшествия на английский престол Гарольда Годвинсона в 1066 г., Келли де Вриз обнаруживает потенциальную слабость такого подхода, основанного на принципе «власть всегда права»: «Проблема военной состоятельности как основы средневекового правления заключалась в том, что крепкой властью обладал только более искусный в военном отношении монарх». Король, обладающий военной харизмой, оказывался в более выгодном и надежном положении. По наблюдениям Мэтью Стрикленда, «нет никаких сомнений в том, что одной из первостепенных функций короля, если не самой главной, оставалась роль полководца, и данное качество продолжало оставаться важной составляющей военно-политических успехов. Видимо, те же чувства руководили Макиавелли при написании его знаменитого „Государя“». Фортуна благоприятствовала государству или отворачивалась от него в зависимости от воинских способностей англо-саксонских королей. В книге Ричарда Абельса находим: «Монархи, которые не добивались успехов на поле брани или, как Этельред, и вовсе избегали битвы, обрекали себя на политический крах».
Как и все дворяне, король тоже воспитывался и обучался в воинском духе. Его конечной целью являлась защита королевства, и поэтому короли, ярко проявившие себя на войне, заслуживали восхищение своих подданных. Во многих случаях народное признание пережило века и дошло до нынешних дней. Так, например, в Англии Вильгельм Завоеватель, Ричард Львиное Сердце, Эдуард I, Эдуард III и Генрих V являют собой славные образы национальных полководцев Средневековья; и наоборот, образы Иоанна Безземельного, Генриха III, Эдуарда II, Ричарда I и Генриха VI внушают совершенно иные чувства. Успех на войне приносил и политический капитал; доверие таким королям и одновременно страх перед ними приводили к росту лояльности, увеличению доходов казны и поддержанию порядка в королевстве. Быть главой правительства означало не просто возглавлять исполнительную власть; все монархи средневековой Англии были так или иначе вовлечены в военную деятельность; и все они, за редким исключением, лично принимали участие в сражениях. Гарольд, Ричард I и Ричард III погибли на поле брани; Генрих I, Стефан Блуаский и Генрих VI едва избежали той же участи. Сэр Джон Фортескью, знаменитый английский юрист XV века, внимательно наблюдавший за политической ситуацией в стране, писал: «Слушай! Воевать и судить — удел короля».
Убедительное проявление военного искусства внушало уверенность подданным, поскольку указывало на то, что король способен сокрушить не только политических врагов, но нарушителей закона, поправших существующий порядок и справедливость. Ниже мы видим недвусмысленное восхищение Эдуардом IV, сражающимся в гуще битвы в 1471 г.: «Уверовав в поддержку Божью, в помощь Девы Марии и Святого Георгия, обретя твердость и мужество… наш король отважно, яростно и доблестно бросился на врага; исполненный праведного гнева, он бил, колол и рубил всех, кто попадался ему на пути». Стремление отличиться на поле брани было огромным, причем военный успех являлся необходимым условием: это вынуждало королей становиться безжалостными по отношению к своим врагам. Потребность в ратных подвигах выливалась порой в экстремальные зверства.
Отношение современников к военной роли короля проявляется в сравнении и противопоставлении двух великих противников, например, английского короля Ричарда Львиное Сердце (1189–1199) и французского Филиппа II Августа (1180–1223). Более прославленный и яркий полководец из этих двоих, конечно, Ричард. Талантливый военачальник, он стал легендой еще при жизни. В «Истории Уильяма Маршала» начала XIII в. проводится мысль о том, что, хотя французские воины считались лучшими в Европе, тридцать английских рыцарей под началом Ричарда непременно взяли бы верх над сорока французскими. Средневековые хронисты почти единодушны, воздавая хвалу Ричарду Львиное Сердце: он был не только «самым победоносным» из королей, но также «благочестивым, на редкость милосердным и мудрым. Он поступал честно и справедливо по отношению ко всем и не мог допустить иного. Он обладал бесстрашием Гектора, благородством Ахиллеса, и по храбрости был равен Александру Великому и Роланду». Даже его мусульманские враги говорили, что «мужество, проницательность, энергия и терпение делали его самым замечательным правителем своего времени». Настолько громкой была слава о нем, что он часто являлся в видениях святых, нисходя к ним с Небес. Ричард Львиное Сердце был воплощением монарха-рыцаря, который вел за собой народ и войско, повсюду сокрушая врагов. Он отличался бесстрашием и заботился о своих подданных, был великодушен и беспощаден и в числе прочих государей Европы возглавил третий крестовый поход, приведя армию к стенам Иерусалима. Долгое время историки не жаловали Ричарда, особенно те из них, которые не углублялись в военную историю, и для них мерилом королевского величия служили административно-бюрократические итоги его правления. Однако во многом благодаря эрудиции Джона Джиллинджема точка зрения нынешних историков теперь гораздо ближе к точке зрения современников Ричарда (король-воин Эдуард III в настоящее время тоже проходит аналогичную «реабилитацию»).
