В. Булдаков, «Моравские песни» Продолжая свои сопоставления персонажей ПВЛ и северных былин, С. Горюнков вслед за обоснованным и многообещающим отождествлением прототипа Игоря со Святогором предлагает в былинные прототипы для Ольги и Святослава бабу-богатырку Латыгорку и ее сына Сокольника. Вслед за Ф. Буслаевым он объясняет «Латыгорку» как изначальную «латгалку», то есть выходку из племени латгалов, латыголы по-древнерусски, предков современных латышей. Действительно, о Балтийском море, крае янтаря, говорит в былине как о месте своего рождения сам Сокольник: «От моря я от Студеного, от камня я от Латыря, от той от бабы от Латыгорки…» Конечно, Латвия — не совсем Псков, Из-борск или те же Выбуты. Даже (какой ужас!) вообще не Россия, но неподалеку, в планетарных масштабах совсем близко. Можно, не вдаваясь в детали, сойтись на северном прибалтийском происхождении Ольги, неважно латгальском или кривичском. (В конце концов непросто сказать, кем кривичи, в том числе так называемые псковские кривичи, были в IX веке больше, славянами или балтами.) Интрига сопоставления Ольги с Латыгоркой не в этом, а в том, что в былинах отцом Сокольника оказывается не кто иной, как сам Илья Муромец. Далее Горюнков, полагая Святогора прототипом Игоря, обращает внимание на тот факт, что былинная супруга Святогора изменяет ему с тем же Ильей. И вроде бы все ладится: Латыгорка — неверная жена Святогора, Илья Муромец — ее любовник, а Сокольник — плод короткой богатырской любви. Просто и понятно.
В эту канву неплохо вплетается предначертанность брака Игоря и Ольги в некоторых летописях. Былинному Святогору судьбой предназначена невеста, женитьбы на которой богатырь любой ценой, включая попытку убийства суженой, тщетно пытается избежать. Похожим образом юный княжич Игорь случайно встречает будущую супругу, но женятся они много-много лет спустя (из-за чего Ольга вынуждена рожать в пенсионном возрасте!). ПВЛ к тому же между строк создает впечатление, что Игорь надевает на себя узы Гименея не по доброй воле, а по указке Вещего Олега.
Но, хотя параллели между былинным Святогором и летописным Игорем способны что-то как-то прояснить, вопросы все же остаются. Во-первых, как ни верти, в былинах жизненные пути Латыгорки и Святогора не пересекаются. Латыгорка, поленица и царица, ни в одной былине не предстает женой Святогора, а жена Святогора, в свою очередь, — царицей или богатыркой. Скорее наоборот, ведь Святогор постоянно возит свою склонную к изменам, но миниатюрную женушку с собой в ларце. А поленица Латыгорка на равных борется с самим Ильей Муромцем и, как можно понять из былин, в конце концов капитулирует, признав не столько богатырскую, сколько мужскую силу супротивника. Во-вторых, в былинах Илья Муромец ненароком губит своего внебрачного сына Сокольника, иногда под его горячую руку попадается и его бывшая возлюбленная Латыгорка, но иногда та принимает смерть от сыновней руки. Поэтому, исходя из былинных сюжетов, разобраться в сложных семейных отношениях Святогора, Латыгорки и Сокольника, то есть предположительно Игоря, Ольги и Святослава, без Ильи Муромца не представляется возможным.
Поисками изначального прототипа первейшего из русских богатырей занимались многие исследователи фольклора. В отличие от богатыря «номер два» киевского былинного цикла — Добрыни Никитича, — чей исходный прототип, что называется, лежал на поверхности и давно идентифицирован, с Ильей Муромцем дело не заладилось. Какого-либо общепринятого решения проблемы нет и поныне. Однако результаты двух исследований, Н. Филина[41] и С. Горюнкова[42], возможно дают нам шанс немного продвинуться в решении богатырской загадки.
Исследуя самые ранние источники, имеющие отношение к Илье Муромцу, Н. Филин причисляет к ним германский эпос XIII века[43]: «Имя Ильи-Илиаса из Руси встречается в южно-немецкой поэме ломбардского цикла «Ортнит», записанной в первой половине XIII в. и северогерманской саге о Тидреке (Дитрихе) Бернском, записанной в Норвегии в середине XIII в.».
