К концу холодного времени года я уже ничего не чувствовала: снег, ветер, лед — я думала только об одном: что поесть. Для меня это было важнее всего, важнее опасности. Как только я находила что-нибудь на земле — желуди, гнилые фрукты, — я заставляла себя осторожно обкусывать их передними зубами, как кролик. У меня до сих пор иногда возникает привкус земли во рту — такое нельзя забыть, нельзя описать, нужно испытать самому, чтобы понять. Так же, как и почувствовать, что на куче веток, сваленных на снег, нельзя спать. Надо провести так хотя бы одну ночь, чтобы понять. Будешь ворочаться, вертеться, вставать, растираться и в изнеможении падать на ветви, скованные холодом. К счастью, день за днем дорога на восток приближала меня к лесу, а там мороз был не таким лютым. Я встречала животных, иногда птица взлетала у меня из-под ног, и я чувствовала себя в большей безопасности. Как только деревья начинали редеть и появлялась равнина, я возвращалась в укрытие. Идти по кромке леса было очень удобно, потому что я могла заметить присутствие человека и убежать. Мне попадались одинокие дома, и удавалось следить за тем, кто туда заходил, но чаще всего не удавалось приблизиться. Мне кажется, что всю зиму я мечтала о куске хлеба, но так и не смогла его добыть.
Питалась я орехами, замерзшими животными, червями и сырой картошкой. А еще мхом, корой, листьями, неизвестными плодами, и некоторыми из них я травилась. Об отвратительной липкой еде для свиней просто нельзя забыть. Но я выжила.
Однажды, когда живот у меня скрутило от голода, я оказалась на поляне, окруженной огромными деревьями, такими высокими, что кружилась голова. А посреди — ковер из маленьких голубых цветов. Это было так красиво, что я, забыв про свой желудок, бросилась к ним. На фоне ужасных воспоминаний это кажется просто чудом. Я бы не удивилась, если бы меня окружили животные из моих фантазий. Никогда не забуду этот лесной храм, свет, маленькие голубые цветы, которые прижались друг к другу и практически переплелись между собой. В тот момент я даже не подумала, что это предвестники весны. Мне было просто хорошо среди них, я мурлыкала, как кошка, и умывалась этой красотой. Мне ее так не хватало.
А потом я случайно наткнулась на одно совсем не воодушевляющее зрелище. Я услышала лай собак, а я всегда любила собак, но с тех пор, как покинула Бельгию, видела их очень редко. Я пошла, ориентируясь в вечернем тумане на этот звук, и уткнулась в колючую проволоку. Лай был уже довольно близко, и, судя по всему, там было много собак. Мне это показалось странным, поэтому я пошла вдоль заграждения к деревянной табличке с надписью, которую с трудом разобрала по буквам: «VERBOTEN» (нем. запрещено. — Примеч. пер.) Я поняла, что это значит, потому что знала перевод. Папа иногда использовал Verboten, когда что-то не разрешал мне.
— Не подходи к балкону, Мишке! Нельзя! Verboten!
А здесь я поняла, что запрещено приближаться к собакам.
Я не стала упрямиться и скрылась в тумане, так и не осознав, чего мне удалось избежать. Вполне возможно, что это был лагерь военнопленных, но я никогда не узнаю какой, потому что не знала, где сама нахожусь.
Но в один прекрасный день я обнаружила, что дошла до Польши.
Это был действительно прекрасный день, потому что было свежо и ясно. Это был тем более прекрасный день, потому что я решилась выйти из леса, заслышав вдалеке деревенские колокола. Я хорошо помню это место: скалы, ручьи, камешки под водой и кругом трава. Там я помыла лицо и руки, а потом пробиралась ползком среди высоких трав, время от времени приподнимаясь, чтобы посмотреть на колокольню и особенно на ферму, которая располагалась ближе. Я еще не догадывалась, что нахожусь в Польше, но скоро мне придется почувствовать это на собственной шкуре. Впрочем, та ферма выглядела иначе, чем большие немецкие постройки. Она была меньше и с соломенной крышей.
Я видела, как двое вышли из дома. Мужчина и женщина. Они отошли недалеко, и я надеялась, что быстро найду какую-нибудь еду, но женщина вернулась и вошла в дом. Я ждала, пока она выйдет, и в конце концов они оба ушли в сторону колокольни.
Я немного помедлила, раздумывая о том, что если они такие же, как Марта, и ходят в церковь, то это удачный момент. Я достаточно часто пользовалась таким способом кражи и была искусной в этом деле. Если основная дверь заперта, нужно искать заднюю. Если ее нет, что бывает довольно редко, то надо осмотреть окна. Обычно одно из них распахнуто навстречу весеннему солнцу и позволяет проникнуть в дом. В тот день я поверила в маминого бога, на которого часто ругалась, когда умирала от голода. У этих людей были продукты, я нашла сыр, мясо и, кажется, даже сало. А еще яйца. Я в диком возбуждении запихивала все в мешок. Выйдя наружу, я обошла вокруг дома и обнаружила кроликов в крольчатнике — маленькой зарешеченной хижине с дощатой крышей. Мне захотелось побыть на солнце (в лесу его почти всегда затеняют деревья) и в иллюзии комфорта насладиться своей добычей. С мешком на шее, я устроилась на крыше этого домика, свесила ноги и начала есть. Я чувствовала себя счастливой, это была необходимая передышка.
Может быть, я закрыла глаза, когда смотрела на солнце? Во всяком случае, в этот раз я потеряла бдительность.
Я очнулась: меня схватили за ноги и швырнули на землю. Надо мной стоит мужчина и что-то кричит на незнакомом языке. Я рефлекторно выхватываю нож из мешка и замахиваюсь на него. С тех пор как я покинула Бельгию, я сменила несколько ножей, и этот был довольно крепким. Мужчина отступает назад — должно быть, он не ожидал такой реакции от девчонки, — и я убегаю сломя голову.
Я слышу, как он гонится за мной, а я мчусь по направлению к ручью, чтобы перепрыгнуть через него и укрыться в лесу. Я почти добежала, когда дикая боль «швырнула» меня в воду. Мужчина с такой силой бросил камень, что мне показалось, будто в меня сзади воткнули нож. Я сумела встать и побежала дальше, у меня не было выбора, и мне нечем было дышать, и, наверное, я рухнула на землю, оказавшись в лесу. Я думала, что мужчина все еще гонится за мной, что он бросится на меня — но нет. Он остался на той стороне ручья, потрясая кулаками, выкрикивая непонятные слова, но не по-немецки. И больше не преследовал.
Я собрала последние силы, я еще бежала, но практически на четвереньках, только бы почувствовать себя вне досягаемости, а потом рухнула у дерева, воя от боли. Она распространилась от спины до живота, как будто мне на самом деле воткнули нож в поясницу.
Это был первый раз, когда я так выла. Я перенесла много боли, но эта была самой ужасной. Я выла до тех пор, пока у меня не кончился воздух. Спустя годы мне сказали, что камень задел позвонок, и отметина сохранилась до сих пор.
Не знаю, сколько я пролежала у корней дерева. Должно быть, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, мне показалось, что кто-то за мной наблюдает — к счастью, не тот мужчина. Сначала я приняла это животное за большую собаку с длинными лапами и тонкой мордой. Худая, с большими глазами, она неподвижно наблюдала за мной. Я не почувствовала никакой угрозы — на меня просто смотрели.
Я тихо заговорила с ней, как разговаривала со всеми встречными животными:
