Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Но, помимо кадетской партии, нарождающейся диктатуре необходимо было обеспечить более широкую поддержку. В упомянутом выше докладе о блоке Жардецкий отмечал важность «содействия национальному объединению всех общественных элементов – деловых и политических – формально правее и левее к.-д. стоящих, но признающих необходимость искреннего объединения всего политически жизненного в стране на задаче воскрешения и воссоздания России, ее национальной государственности и ее великодержавия». Объединения с целью «поддержки государственной власти, деловой общественности и культурной работы». Судя по воспоминаниям Гинса, Омский блок имел достаточный авторитет в Сибири и мог непосредственно влиять на власть. Блок действительно отличался многочисленностью участников (14 организаций, включая представителей Омского отдела Союза Возрождения России, Атамановской группы РСДРП («Единство»), Омской группы эсеров («Воля народа»), Омского комитета партии народных социалистов, Восточного отдела ЦК кадетской партии, Совета кооперативных съездов, Всероссийского Совета Съездов торговли и промышленности, а также – Сибирского, Забайкальского, Семиреченского и Иркутского казачьих войск). Председателем блока стал представитель Совета кооперативных съездов – А. А. Балакшин. Показательно, однако, что в момент «омского переворота», по оценке Пепеляева, «блок растерялся». «Никто ничего не знал. Только моя информация (около 2-х часов дня) несколько успокоила блокистов. Жардецкий (один из членов блока. – В.Ц.), которого здесь считают всезнающим, абсолютно ничего не знал, о заговоре узнал лишь утром». Сравнивая влиятельность омской «общественности» с ВНЦ, следует, например, отметить гораздо большую степень участия деятелей Национального Центра в формировании политики Особого Совещания при Главкоме ВСЮР, чем Омского блока в работе колчаковского правительства[41].
Существенное значение в событиях «переворота» имела позиция иностранных представителей. За исключением явного осуждения со стороны Чехословацкого Совета, главы миссий в Омске (Высокий комиссар Франции Э. Реньо, глава дипломатической миссии Великобритании Ч. Эллиот, а также глава военной миссии Великобритании – генерал-майор А. Нокс) в целом положительно отнеслись к действиям «заговорщиков». 14 ноября 1918 г. в Омске были получены копии писем короля Великобритании Георга V и президента САСШ В. Вильсона, в которых «провозглашались принципы демократии и свободы», предупреждалась недопустимость «попыток вернуть русский народ назад, к системе тираний и бедствий» (это встретит «сопротивление всех свободных народов мира»). По воспоминаниям депутата английского парламента от тред-юнионов полковника Д. Уорда, командовавшего батальоном британских войск в Омске и встречавшегося с Колчаком накануне «переворота», инициатива в его проведении принадлежала Лебедеву, хотя Колчак был осведомлен о готовящихся событиях. 20 ноября он посетил Главную квартиру британской миссии в Омске и изложил происшедшие события Уорду. На опасения британских представителей о судьбе арестованных членов Директории Колчак ответил, что «произведет расследование» об их судьбе и будет продолжать политический курс, направленный на «установление свободной Конституции» и «свободных политических учреждений, как их понимает английская демократия». Уорд подтверждал, что «положение вещей было таково, что только одна диктатура могла установить самый простейший порядок. Я, демократ, верящий в управление народа через народ, начал видеть в диктатуре единственную надежду на спасение остатков русской цивилизации и культуры… и я осмелюсь думать, что если бы те же обстоятельства предстали вообще перед англичанами, то девять из десяти поступили бы так же, как я». В интервью газете «Русская Армия» Уорд заявлял: «Несомненно Россия может быть спасена только установлением единой верховной власти, цель которой – создание национального правительства». Британские представители «гордились содействием» Колчаку. Так, например, 7 марта 1919 г. корреспондентом газеты Times была отправлена из Омска целая подборка свидетельств об участии солдат и офицеров Миддльсекского батальона в поддержке Российского правительства и «переворота 18 ноября»[42].
Что касается самого Колчака, то его поведение накануне и во время омских событий весьма схоже с позицией Главкома ВСЮР генерала Деникина в подобной ситуации «выбора диктатора». По воспоминаниям Гутмана, Колчак считал, что ему вполне достаточно должности Верховного Главнокомандующего Российских армии и флота, наделенного лишь дополнительными полномочиями в гражданском управлении (в духе Положения о полевом управлении): «Военная диктатура прежде всего предполагает армию, на которую опирается диктатор, и, следовательно, это может быть власть только того лица, в распоряжении которого находится армия».
В то же время военно-политическое credo Колчака было им высказано еще за несколько месяцев до «омского переворота» в развернутом интервью (полный текст см. приложение № 2), опубликованном в иркутской газете «Свободный Край». Вице-адмирал, откровенно описывая свое участие в событиях 1917–1918 гг., изложил также основные принципы, на которых, по его мнению, могла основываться будущая российская государственность. На первом месте должны стоять интересы армии: «Назначение (армии), ее задача – единственная и настоятельная – борьба с немцами. Только тогда и может существовать правительство, только тогда можно думать об Учредительном Собрании, когда есть вооруженная сила. Только вооруженная сила может обеспечить гражданскую безопасность и обеспечить экономическое существование». Однако «армия должна быть вне политики»: «Армия – это только вооруженная сила, независимая от образа правления… Как оружие (пушка, мортира) не может быть ни республиканским, ни монархическим, так и вооруженная сила. Это только технический инструмент, не более». В этом отношении взгляды Колчака не отличались от позиции военных – сторонников лозунга «все для фронта, все для победы». Особо актуальной признавалась военная поддержка со стороны союзников (в условиях продолжавшейся войны с Германией): «Надо создать фронт. И это можно лишь при содействии союзников. Только они могут дать необходимые войска и технические средства». При этом Колчак полагал, что «только Япония может помочь воссозданию нашей боеспособности».
Интересно отметить, что в частном письме генералу Алексееву, написанном в это же время, Колчак писал иное: «Дальний Восток я считаю потерянным для нас, если и не навсегда, то на некоторый промежуток времени, и только крайне искусная дипломатическая работа может помочь в том безотрадном положении, в котором находится наш Дальний Восток. Отсутствие реальной силы, полный распад власти, неимение на месте ни одного лица, способного к упомянутой работе, создали бесконтрольное хозяйничание японцев в этом крае, в высшей степени унизительное и бесправное положение всего русского населения».
В основе будущего государственного устройства, по убеждению Колчака, должны лежать принципы широкого местного самоуправления. Возрождение Единой России представлялось ему «снизу», посредством объединения отдельных региональных центров, каждый из которых будет иметь элементы суверенитета (в 1920 г. подобные идеи выражал и правитель Юга России генерал-лейтенант П. Н. Врангель). В приверженности этим принципам проявилась позиция Колчака – лидера недостаточно подготовленного к совмещению военных и политических методов управления (в сравнении, к примеру, с генералом Алексеевым, считавшимся вполне подходящим на роль «всероссийского диктатора»). «Я не политик, но основные положения государственного права помню, – говорил Колчак в интервью. – Каждое правительство должно иметь собственные: территорию, население, вооруженные силы и средства. Без соблюдения хотя бы одного из этих условий правительства быть не может».
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
