Иногда Долли что-нибудь рассказывала. О путешествиях Уильяма в Средиземном море — на Мальту, в Египет; о кузинах и тетях, поездках в провинцию, обо всем том, что случилось много лет назад; даже о себе, надеясь на то, что мать получит определенное ощущение реальности (так Долли объясняла это себе). Долли никогда в жизни не уделяли столько внимания. Хватаясь за соломинку обеими руками, она говорила, говорила и говорила. Когда мать казалась обеспокоенной больше обычного, Долли рассказывала ей сказки, словно ее мать — ребенок. Она рассказала ей все истории, которые когда-то надеялась услышать от милой мамочки (та всегда обходилась без нянек и сиделок). Все это делало Долли счастливой, поскольку раньше мать считала Долли высокомерной и неинтересной.
Когда Долли зашла в комнату матери, то услышала слабый вскрик.
— Кто вы? — воскликнула герцогиня Торренс, увидев дочь.
Сердце Долли екнуло. В глазах матери она заметила новое выражение удивления, которого раньше не было. И что-то еще. Старая леди выглядела испуганной. Долли тоже мгновенно испугалась. Она быстро взяла мать за руку.
— Я Долли, ты моя мать, — сказала она. — Я пришла поговорить с тобой, как делала это всегда. — Но ее мать выглядела смущенной. Она снова и снова приглаживала редкие волосы, что свидетельствовало о сильном беспокойстве. Долли долго и громко звонила, вызывая служанку матери.
— Хочешь, я почитаю тебе, мама? — быстро предложила Долли дрожащим голоском. — А может, я расскажу тебе историю? Ты любишь сказки.
Вошла служанка, и они принялись одевать герцогиню, прятать редкие волосы под чепец и накладные кудри.
— Жила-была, — начала Долли, — прекрасная принцесса, и звали ее принцесса Розетта…
— Кто вы все такие? — спросила леди Торренс неожиданно громким голосом. Она отошла от Долли и служанки. В ее глазах таился панический страх. Она повторяла все громче и громче: — Кто вы такие?
Встревоженная Долли ответила, потеряв всякую надежду:
— Ты должна сесть к камину, мама. — Но мать начала изо всех сил дергать себя за платье и за волосы. Казалось, что она вот-вот убежит в коридор. Долли сделала служанке знак позвать на помощь. Сама она помчалась вниз по лестнице, громко зовя отца. Уильям наверняка уже уехал в Адмиралтейство справиться, не освободилось ли место капитана. Энн, естественно, до полудня не встанет. Собрались слуги, но отец не появлялся. Герцог Торренс был в библиотеке, он углубился в чтение особых книг: «Школа Венеры (с иллюстрациями), перевод с французского».
— Отец?
— В чем дело? — Он не отрывался от увеличительного стекла.
— Отец, отец! Скорее! Там мама… Она переволновалась. Она… — И Долли разрыдалась.
— В чем дело, Долли? — Герцог неохотно закрыл книгу и встал. Он был недоволен. Девочка стала еще истеричнее, чем прежде. Почему никто ничего не может сделать?
— Мама… не узнает меня.
— Несомненно, Долли… — начал было он возражать и вздохнул. Таковы эти женщины всегда.
— Папа, она уже не узнает Уильяма! А теперь и меня. Я напугана. Ты должен подняться к ней, отец. Она наверняка узнает тебя и успокоится.
Герцог неохотно взял девочку за руку и пошел с ней наверх, в комнату жены. Но та увидела в нем лишь мерзкого старика.
Через месяц герцогиня Торренс умерла. Ее похоронили в Вестминстерском аббатстве рядом с прочими великими и достойными англичанами. Собралось много людей. Когда-то семья Торренс потерпела финансовый крах, но она до сих пор играла не последнюю роль в общественной жизни. Немалая часть английских земель была их собственностью. Явились принц Уэльский, герцог Кларенс и герцог Кентский со своей матерью — королевой Шарлоттой. Брат покойной — герцог Хоуксфилд — следовал за ними. Муж, сын и дочери были одеты в черное. Люди обсуждали одну из дочерей, которая казалась очень высокой. Ее бледное лицо словно плыло над головами окружающих. Это выглядело жутковато. Дальше в толпе, но не очень далеко, по крайней мере, среди лондонского общества, сидел виконт Гокрогер с невесткой и матерью.
На надгробной плите было написано: «Здесь покоится Лидия, любимая жена Джеймса, герцога Торренса». На надгробных плитах не часто упоминают, какой была жизнь покойника.
Тянулись темные зимние дни. Пришел февраль. Продолжались мирные переговоры с Францией. Роза Фэллон опять начала читать. Она купила в «Диккенс и Смит» новые увеличительные очки. Роза договорилась, что портрет капитана Гарольда Фэллона (слегка поврежденный) доставят на улицу Грейт-Смит-стрит. «Полагаю, Вас обрадует этот подарок», — было написано в сопровождающем письме.
Потом, практически незаметно, вечера стали не такими томительными. Однажды в газете поместили заметку: «Розеттский камень, захваченный доблестными солдатами Его Величества в Египте, прибыл в гавань Портсмута».
Глава восьмаяВся страна ликовала.
Газеты рассказывали, как возмутительному поведению Наполеона Бонапарта был положен конец. Война закончилась! Еще в Амьене не был официально подписан мир, а англичане уже вновь начали стекаться в свой любимый город — Париж.
Среди всеобщего веселья как в газетах, так и в кофейнях высказывались предположения, что англичане едва ли сразу же начнут делать перевод иероглифов. У французов, естественно, в свое время не получилось. Розеттский камень находился в Обществе антикваров. В один прекрасный день он предстанет миру.
Мир с замиранием сердца ждал раскрытия тайн бытия.
Что-то происходило между Розой Фэллон и ее деверем.
Что именно, было известно лишь им двоим. Об этом они никому не говорили.
Однажды вечером он прибыл без предупреждения на Уимпоул-стрит. Новый виконт Гокрогер был потрясен сильнее, чем ожидал (в целом, его было довольно сложно вывести из равновесия). Служанка провела Джорджа в голубую гостиную, где со стен на него взирали его предки. Он отчетливо почувствовал запах табака. Почему-то это привело его в замешательство. Только матросы и воры курили что-либо, кроме трубок. (И, очень редко, джентльмены.) Неужели у Розы кто-то был перед его приходом? Может, она собиралась снова выйти замуж, так скоро? Об этом не могло быть и речи. Она все еще носила траур по его брату. Она принадлежала их семье, ее фамилия была Фэллон, и он имел планы относительно нее. Он быстро глянул на себя в зеркало, поправил сюртук, подошел к окну. К вящему неудовольствию Джорджа, повсюду лежали книги, множество книг — романы, которые он считал хламом и пустой тратой времени. В воздухе все так же висел запах табака. Джордж скрыл свое потрясение, а также нечто, что он принес с собой, — гнев. Его бесило, что он оказался в таком положении, но Роза была ему нужна. Он принялся нетерпеливо мерить комнату шагами.
Когда вошла Роза, он достал из кармана золотую табакерку. Джордж наконец уселся на диван и вытянул ноги к камину. Со стороны этот жест казался нахальным. Он слегка оперся об эфес шпаги.
