Однако в изоляции никакая капля долго не продержится, сколь хороша бы ни была ее экосистема. Оборудование может испортиться, люди – заболеть, удобрения и другие расходные материалы – истощиться. Наконец, обитатели, запертые в тесном пространстве в неизменном обществе друг друга, попросту с ума посходят.
Текущие проекты капель, равно как и всего Облака, непрерывно менялись. Сегодня система называлась «полностью распределенной», подразумевая, что в конечном итоге центрального склада – то есть «Иззи» – не останется, а обмен материальными ценностями и «персоналом» между каплями будет происходить в ходе «стыковок по договоренности». Это означало, что две капли должны будут договориться о сближении и на какое-то время соединиться нос в нос для обмена пищей, водой, витаминами или людьми. Механизм такого обмена предполагался сугубо рыночным, а центральное командование и контрольные органы не предусматривались.
На следующий день появлялся новый эдикт, согласно которому общую координацию должен осуществлять командный центр на «Иззи». Станция также станет складом для всего, что возможно складировать. Тор – вернее, торы, поскольку работа Риса по сооружению второго шла полным ходом, – будут использоваться для отдыха: обитатели капель, чтобы не звереть в замкнутом пространстве и не терять костную массу от постоянной невесомости, смогут по очереди отправляться туда на каникулы.
Планы, разрабатываемые «капельмейстерами» (как стали называть членов рабочей группы Дина и Айви), метались, подобно мячику от пинг-понга, между этими двумя крайностями, что, вероятно, означало наличие в группе как минимум двух фракций. Централизаторская фракция напомнила, что долгая невесомость опасна, а значит, людям нужны каникулы в торе. Через два дня децентрализаторы предложили так называемые «бола» – схему, в которой две капли, соединившись длинным тросом, вращаются вокруг общего центра тяжести. Это позволяло достичь в каждой из капель искусственного тяготения, превосходящего то, что дает тор. Еще через два дня централизаторы опубликовали компьютерную анимацию, демонстрирующую, что случится, если два таких бола зацепятся тросами. Если рассматривать все как черный юмор, по-своему выходило даже забавно.
В краткосрочной перспективе все это, впрочем, не имело значения, поскольку даже по совершенно безумному нынешнему расписанию на проектирование и строительство первой капли требовалась не одна неделя. Чтобы запустить на полную мощность производственные линии для тяжелых ракет, способных вывести их на орбиту, уйдут месяцы. В ближайшее же время на «Иззи» будет прибывать разношерстный ассортимент уже существующих аппаратов, преимущественно «Союзов»; выводить их на орбиту будут имеющиеся на данный момент ракеты. На них прибудут «пионеры», чья задача – расширить интегрированную ферменную конструкцию и подготовить ее для пристыковки многочисленных капель, для хранения всевозможных запасов, а также для того, чтобы это все работало. Пионеры будут проводить большую часть времени в скафандрах, выполняя ВКД, «внекорабельную деятельность», иными словами – работая в открытом космосе. В общей сложности пионеров должно быть около сотни. Сейчас они проходили тренировки, а тем временем для них спешно изготавливали скафандры.
Однако на «Иззи» в ее нынешнем виде места для еще ста человек попросту не было. На станции даже не хватило бы стыковочных узлов, чтобы их всех принять. Поэтому, чтобы подготовить место для прибывающих через месяц-другой пионеров, капельмейстеры отправили перед ними скаутов. От них требовались всего лишь чудовищная физическая выносливость, презрение к смерти и определенное представление о том, как работают системы скафандров. Все скауты были русскими.
Места на станции для скаутов не было. Точнее сказать, места как такового было достаточно, но не хватало систем жизнеобеспечения. Имеющиеся поглотители CO2 были рассчитаны на значительно меньшее количество легких. Туалетов на целую станцию было всего три, из них один проработал на орбите уже двадцать лет.
Жить скауты будут большей частью в своих скафандрах. Определенный смысл в этом имелся, поскольку перед ними стояла задача работать каждый день до полного изнеможения. Шестнадцать часов в сутки, которые скаут проведет в скафандре, можно вычесть из времени, в течение которого ему потребуется работа систем жизнеобеспечения «Иззи».
На момент Ноль во всей известной Вселенной имелось около десятка исправных скафандров. Производство с тех пор резко выросло, но их все равно не хватало. Самая распространенная модель, русский «Орлан», был рассчитан примерно на два часа автономной работы – больше и не требовалась, поскольку обычный человек за два часа в открытом космосе выматывается до полного изнеможения. На этом внутренние ресурсы скафандра заканчивались. Это означало, что скаутам придется в основном пользоваться «пуповинами». Их скафандры будут подключаться пучком из кабелей и шлангов к внешней системе обеспечения жизнедеятельности, подающей воздух и электричество, одновременно отводя излишнее тепло и отходы.
Однако в часы, отведенные для отдыха, скаутам понадобится место, где можно снять скафандр.
Кто-то в Роскосмосе откопал старинный проект спасательного устройства и запустил его в производство. По-русски устройство называлось «Луковица», или сокращенно «Лук», но в английском название со временем приобрело транскрипцию Luck, то есть «удача» или даже «везуха».
Устройство «Лука» было простым, как и все лучшие образцы российской технологии. Берем космонавта. Сажаем его в пластиковый мешок с воздухом.
Если это обычный пластиковый мешок, космонавт рано или поздно задохнется, или же лопнет мешок – как правило, они не рассчитаны на целую атмосферу. Значит, мешок следует наполнить воздухом под таким давлением, которое он может выдержать – долю атмосферы, – после чего поместить внутрь другой мешок. Давление в этом мешке сделать чуть повыше. Этого по-прежнему недостаточно для жизни космонавта, поэтому вставляем в него третий мешок и добавляем еще давления. Вставляем мешок в мешок, словно в русской матрешке, пока давление в самом последнем не станет достаточным для жизни – теперь туда можно сажать космонавта. Множественные слои прозрачного пластика придают всей системе определенное сходство с луковицей.
У этой схемы имелось много достоинств, поскольку устройство было простым, дешевым и легким. В сдутом виде «Лук» можно сложить и свернуть для хранения, причем размером он будет с небольшой рюкзак.
Разумеется, воздух внутреннего мешка, которым дышит обитатель «Лука», в скором времени насытится углекислым газом, но на этот счет существует стандартное для космических кораблей и подводных лодок решение – воздух следует пропустить через реагент, поглощающий CO2, например гидроксид лития. Если внутрь также подавать кислород взамен использованного, все будет в порядке.
Тепло от тела космонавта также будет скапливаться в атмосфере внутреннего мешка и превратит ее в баню. Значит, требуется охладительная система.
Определенная сложность связана с тем, как попасть в «Лук» и выйти наружу. Каким-то образом русские определили, что любой человек – во всяком случае такой, чья физподготовка годится для отряда космонавтов – в состоянии протиснуться через отверстие диаметром сорок сантиметров. Соответственно каждый «Лук» оборудовали фланцем – сорокасантиметровым кольцом из стеклопластика с отверстиями для болтов. Все слои пластика соединялись здесь в единое целое, еще более усиливая сходство с луковицей, как будто в этом месте срезан зеленый стебель. Чтобы воздух не вышел наружу, фланец снабдили прочной диафрагмой из значительно более толстого пластика; когда космонавт попадал внутрь, диафрагма закрывалась.