Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
В этом праздничном свадебном приеме была еще одна особенность. Бонапарт не был уверен, как рассадить гостей: по старшинству или чередуя мужчин и женщин, или в традициях старого режима. В конце концов он додумался посадить мужчин по одну сторону стола, а женщин – по другую. Кто-то подсказал ему идею, что у него и у его новобрачной как у виновников торжества, должны быть особые элементы сервировки стола – столовые nef – роскошные конструкции из серебра и золота в форме кораблей, украшенные драгоценными камнями. Такие приборы были украшением стола в период позднего Ренессанса. Эти две подставки в виде кораблей были выполнены знаменитым серебряных дел мастером Анри Огюстом. Но Бонапарт, как и большинство людей, не знал тонкостей этикета средних веков. Он думал, что эти предметы выполняли сугубо декоративную функцию. На самом же деле у них было чисто практическое предназначение: они служили подставкой для ножей, ложек и вилок конкретного почетного гостя или для персональных емкостей для приправ и специй, чтобы не приходилось делиться с другими гостями. Отец Марии-Луизы наверняка знал об этом, но девушка, вероятно, была слишком молода, а Бонапарт не знал, для чего нужны такие подставки. Поэтому он приказал поставить эти диковинки на маленькие столики рядом с обеденным столом – для красоты, и вся затея потеряла смысл.
Не осталось никаких записей о том, что происходило в первую брачную ночь. Но рассказывают, что Бонапарт, понимая, что он может зачать сына с этой невестой-девственницей, очень волновался. Наполеон понимал также, что он вдвое старше своей молодой жены, и потому старался показать себя с самой выгодной стороны. Но все закончилось слишком быстро. Невеста, которая представляла, что легла в постель с людоедом, хранила гробовое молчание до соития, потом еще некоторое время после него лежала, задумавшись, а потом вдруг, к ужасу императора, произнесла: «Сделайте это еще раз!» В любом случае, тогда или позже, императрица понесла. Ребенку суждено было стать королем Рима. Снова был вызван Прудон – на сей раз разработать дизайн колыбели – роскошного изящного изделия, украшенного позолотой и эмалью в строгом имперском стиле. Это была самая дорогая детская кроватка из всех когда-либо существовавших во Франции. Но она, конечно, отражала скорее статус, а не вкус, как и большинство артефактов, которые были созданы для императора.
Говорят, Мария-Луиза сильно привязалась к императору, но ее привязанность не выдержала испытания разлукой и его краха. В 1814 году она отправилась из Вены на Эльбу, чтобы воссоединиться с мужем, во всяком случае, он на это сильно надеялся. Но случайно ли или намеренно, сопровождающий ее офицер был так хорош собой и так внимателен, что она не добралась до мужа. По решению Венского конгресса она получила титул герцогини Пармской. Мария-Луиза еще дважды выходила замуж и скончалась в 1847 году в старой столице своего отца. Графиня Валевски оказалась гораздо более преданной памяти Бонапарта. Она приезжала к нему на Эльбу, надеясь, вероятно, что с ним еще не покончено, и что их сын все еще может стать королем Польши, если фортуна снова улыбнется Бонапарту. Но этому не суждено было случиться, и графиня, разочарованная, так и умерла в 1817 году, в возрасте всего двадцати восьми лет.
В любом случае король Рима родился слишком поздно – у Бонапарта уже не было времени выстроить долгосрочную имперскую политику. Такая политика означала бы сознательный и последовательный труд на благо народа, которым он правит. Конечно, именно это, по его словам, он и делал, возможно, он и сам в это почти верил. Он видел себя истинным воплощением Просвещения, несущим рассудительность и справедливость народам, которыми до того управляли всецело в интересах привилегированных каст. Но, невзирая на радостные крики, которыми его обычно приветствовали, когда он вторгался на территории, находившиеся под властью феодалов и самодержцев, и на некоторые первичные послабления, в конце концов, Бонапарт был вынужден по финансовой или военной необходимости рано или поздно ужесточать бремя налогов. И в результате его правление становилось еще более непопулярным, чем прежние режимы. Его потребность в деньгах и людских ресурсах была неутолима, и империя обязана была удовлетворить эти запросы. В результате неизбежно возникала ненависть. Более того, если он свергал одну привилегированную касту, то заменял ее другой – французской администрацией, и гражданской, и военной. Таким образом, Бонапарта возненавидела почти вся Европа – и коллективно, и лично, пока число его противников не превратилось в несметное множество – за исключением только тех, кто непосредственно получал выгоду от его правления.
Но один народ ненавидел его особенно сильно – швейцарцы. Первым его поступком в Швейцарии было ограбление казначейства в Берне: он взял оттуда все, до последней серебряной монетки, на финансирование своей египетской кампании. Исчезло примерно 10 миллионов фунтов наличными плюс 8 миллионов в акциях, в основном в английских векселях. Когда полномочный представитель Франции, генерал Брюн, ехал из Швейцарии в Италию, дно его кареты проломилось от веса украденного золота, спрятанного в багажном отделении. Когда кто-то попытался его остановить, он начал стрелять и убил всех, кто посмел оказать ему сопротивление. Один французский военачальник, генерал Шенберг, убил пятьсот мужчин, женщин и детей в Нидвальдене; целые деревни были стерты с лица земли. Именно это бесчеловечное порабощение мирной, вольнолюбивой Швейцарии вызвало у Вордсворта глубокое отвращение к Бонапарту. Вордсворт видел в швейцарцах идеальных крестьян, любящих свою землю, близких к ней; фермеров, которые усердно трудятся на клочках своей земли, демократов по своей природе, чьи древние традиции местного самоуправления были грубо уничтожены жадным безнравственным тираном.
Такое случалось по всей территории оккупированной Европы. Для обычных людей, в отличие от городских интеллектуалов, приход армий Бонапарта часто означал потерю урожая и запасов, угон лошадей и скота, поджог ферм и сараев, изнасилование жен и дочерей, расквартирование прожорливых солдат и устройство конюшен в их любимой местной церквушке. Приказы Бонапарта своим командирам гласили: у вас есть сила, живите за счет завоеванных земель. Когда в 1808 году он поставил маршала Иоахима Мюрата управлять захваченной Испанией, и Мюрат пожаловался на недостаток продовольствия, Бонапарт раздраженно ответил, что устал от генерала, который, «стоя во главе 50 тысяч солдат, просит дать ему что-то, вместо того чтобы взять то, что ему нужно». Это письмо, по признанию самого Мюрата, оглушило его, «как кирпичом по голове».
Итальянцы с самого начала испытывали смешанные чувства по отношению к Бонапарту. С одной стороны, они приветствовали этот бич оккупировавшей их Австрии как своего освободителя. Поэтому Бонапарт был особенно популярен в Ломбардии. В Папской области, хуже всего управляемой части Италии, его считали человеком, который хоть и защитил церковь от революционных преследований, но ограничил ее политическую власть. В Неаполе же бонапартизм изначально считали предпочтительней власти Бурбонов. Зять Бонапарта Мюрат, который был женат на Каролине, сестре Наполеона, был благосклонно воспринят в качестве короля-ставленника императора. Мало кто в то время сожалел о том, что Наполеон уничтожил правление рыцарского ордена на Мальте или упорно цеплявшуюся за власть старую олигархию в Венеции.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
