Джек был потрясен. Эта женщина держала в руках оружие, с помощью которого могла озолотиться, но не хотела использовать его — только потому, что хотела пощадить своих взрослых детей!
— Если вы не собираетесь использовать эти снимки, то зачем же вы показываете мне их?
— Я сказала лишь, что не хотела бы этого делать. Но негативы остаются у меня, и я все же пущу их в дело, если не будет другого способа добиться справедливости. Я уже немолода, у меня нет собственных источников дохода, а в создании этого отеля и в управлении им я приняла очень активное участие. Поэтому я намерена бороться: мне причитается определенная компенсация. Не такая уж и большая по сравнению с тем, что есть у Пола. Ему останется достаточно, чтобы спокойно развлекаться до конца дней с этими молодками. — По голосу миссис Тайлер было слышно, что ей трудно говорить спокойно. Настала очередь Джека положить ей руку на плечо.
— Миссис Тайлер, я благодарю вас за то, что вы сделали. С Полом я поговорю и покажу ему эти снимки. Но хороший адвокат вам все равно понадобится — возможно, завтра же утром.
Посмотрев на него долгим внимательным взглядом, она похлопала своей ладонью по его ладони, все еще лежавшей у нее на плече, и мягким материнским тоном сказала:
— Да, теперь я вижу, что Кларисса не ошиблась. По вашим глазам видно, что у вас в самом деле доброе сердце, только вы сами этого пока не поняли. Всего вам хорошего, мистер Майерс!
Глава 7Вернувшись в Нью-Йорк, Кларисса на следующее утро явилась на работу, и ее тотчас вызвал к себе Чарльз Уолдорф — старейший из совладельцев фирмы. Он поздравил ее и сообщил, что вести бракоразводный процесс Пола Тайлера уполномочена адвокатская контора «Уолдорф, Хейнс, Грин & Майерс». Старый Чарли ласково посмотрел на Клариссу:
— Это важное дело для нас. И мистер Майерс, который звонил мне только что, особо отметил, что вы сыграли большую роль в обеспечении успеха переговоров. Я рад, что мы не ошиблись, послав к Тайлеру именно вас. Собственно, раз вы вдвоем уже начали это дело, будет логично вам же им и заниматься. К сожалению, мистер Майерс слег с тяжелым гриппом, поэтому я поручаю пока эту работу вам, мисс Браун.
— Мистер Уолдорф, похвалы мистера Майерса и ваша мне очень лестны, но… — тут же ответила Кларисса, чтобы не давать ему времени на то, чтобы пускаться в пояснения, которые теперь уже будут излишни. — Видите ли, я не могу принять участия в ведении этого процесса — по причинам, которые имеют отношение к моей совести и которые я не хотела бы сейчас излагать.
Глаза у Уолдорфа едва не вылезли из орбит.
— Что? Я правильно понял — вы отказываетесь принять порученное вам дело?
— Да. Собственно, я сегодня пришла в контору с тем, чтобы подать заявление об уходе. Поэтому все остальные дела, которые на время моей командировки были переданы другим сотрудникам, я тоже дальше вести не буду.
Пожилой адвокат явно не знал, что сказать. На его веку много женщин увольнялось из конторы, но ни одна не делала этого со ссылками на свою «совесть». Это слово вообще употреблялось адвокатами почти исключительно в качестве оружия, когда в зале суда нужно было заклеймить противника, указав на то, что он действовал «против требований совести всякого порядочного человека».
Сказать одному из совладельцев, что работать в их фирме ей не позволяет совесть (а именно так были истолкованы ее слова), было оскорблением. Кларисса это поняла уже после того, как роковая фраза была произнесена. Но поправляться она не стала. В конце концов, разве можно было бы объяснить Старому Чарли что-нибудь, не рассказывая всего, что произошло на Острове Радости?
То, что Уолдорф почувствовал себя оскорбленным, оказалось даже на руку Клариссе: ей было предписано покинуть фирму немедленно, а не по истечении положенного двухнедельного срока, что она с удовольствием и сделала.
Собрав свои пожитки в картонный короб, она обвела кабинет прощальным взглядом и даже не удивилась тому, что во взгляде этом было очень мало сожаления. Восемь лет в конторе. Восемь лет тяжкой, унизительной борьбы за признание. Восемь лет самоотрицания. Восемь лет, в течение которых она изо дня в день старательно и успешно заставляла себя и других верить, что она «адвокат, а не женщина». Есть ли о чем жалеть, если теперь все это позади и начинается другая жизнь?
Кларисса решила ради экономии съехать с квартиры и на время перебраться к своей двоюродной сестре. Поскольку был как раз конец месяца, то делать это нужно было немедленно. Полная решимости менять все и сразу, она в тот же день отправила в компанию уведомление о прекращении найма. Квартира, впрочем, все равно еще два месяца числилась за ней, так что вещи можно было пока оставить на месте. И только после этого она позвонила Джули, чтобы уведомить ее о своих планах.
— Привет, Джули! Да, давно не говорили, целую неделю. Нет, я сейчас ничего не буду тебе рассказывать. У нас будет для этого еще масса времени. Я тут, знаешь ли, уволилась с работы и намереваюсь переехать на некоторое время жить к тебе. Если ты не против. Что? У-во-ли-лась. Сама. Как? Очень просто. Написала заявление и ушла. Нет, с ума я не сошла. И не заболела. Наоборот, я только теперь стала, наконец, понимать, какой безумной и больной была моя жизнь все эти восемь лет!!! Так я могу к тебе приехать? Спасибо, родная. Ты мой лучший друг.
На кузину можно было положиться. Она всю жизнь была, пожалуй, самым близким на свете человеком для Клариссы. Кларк, отец Клариссы, был старше своего брата Майкла, отца Джули, ровно на пять лет. Пять лет составляла и разница в возрасте между девочками. Они очень дружили. Только если раньше Кларисса всегда вела себя как старшая и более опытная, давала сестре советы и отвечала на трудные вопросы, то со временем они словно бы сравнялись. Джули вот уже несколько лет не спрашивала Клариссу ни о смысле жизни, ни о том, как ей поступить в той или иной ситуации. У нее в судьбе все устраивалось иначе. Еще в колледже она познакомилась с парнем, который несколько лет был ее бойфрендом, а потом вдруг пропал сразу и навсегда. Родители недоумевали, и только Кларисса знала, в чем было дело: это она, главная наперсница и советница Джули, посоветовала ей тогда расстаться с Бобом, не пытаясь оживить умершую юношескую любовь.
Потом Джули бросила консерваторию, поступила в художественную школу и собралась стать скульптором. Кларисса, в это время уже работавшая в адвокатской конторе, считала лепку из глины не самым удачным выбором профессии и пыталась намекнуть Джули, что стоило бы поискать себе более серьезное занятие. Но ее увещевания не доходили до цели. Сестра явно нашла себе дело по душе и ничего не хотела слушать. А когда у нее появился новый молодой человек, она рассказала о нем Клариссе, но уже больше не спрашивала ее совета, не слушала наставлений, а порой и сама начинала учить старшую сестру жизни.
Вот и теперь, сидя в квартире Джули в Бруклине, Кларисса с удивлением обнаружила, что не она расспрашивает свою младшую кузину, а, наоборот, та учиняет ей допрос с пристрастием и заставляет оправдываться за каждый сделанный шаг. Секретов у них друг от друга не было, так что вся история, приключившаяся на Острове Радости, была рассказана без утайки.
