Покровительство это стало выражаться в том, что Рабтан стал брать со всех, проходящих через его кочевья, богомольцев-монголов известный налог, приблизительно по 2 цина (30 коп.) с каждого человека, как бы плату за свои заботы по благополучному прохождению караванов. В случае отказа он требовал уплаты вооруженною силой, и горе, если караван оказывался ему под силу. Тогда он грабил все дочиста. Монгольские богомольцы, сознавая невозможность бороться с таким сильным разбойником, заботятся только о том, чтобы подешевле отделаться от него, покорно уплачивая несправедливый налог, санкционированный будто бы ургинским хутухтой.
При нашем прохождении через Кукунор Рабтан был в глубокой старости, ослепшим человеком, но все же повелевавшим своими соплеменниками. На нашем обратном пути его уже не было в живых.
Вследствие вышеупомянутого условия, пройдя по дороге Гумбум – Донкор только 5–6 верст, мы поворотили на левую руку и, перевалив через один хребет, вышли на речку Раку, объявленную местом сбора всех паломников. Здесь пришлось простоять до 28-го числа, выжидая прибытия запоздавших. Молодой травы почти не было, и лошадям приходилось довольствоваться только прошлогодней. Местность эта принадлежит кочевым чжахорам (окитае-отангутившиеся монголы) – данникам монастыря Гумбума. Близ нашего стойбища не было видно жителей, которые, говорят, имеют привычку приносить молоко и разные молочные продукты, коими напутствуют путников, конечно, не без желания получить отдарки. Пройдено за день примерно 30 верст.
28 апреля. К сегодняшнему дню собралось из разных мест более полутораста человек, помещавшихся в двадцати восьми палатках различных размеров и типов. Тронулись постепенно в путь и остановились в пади правого берега речки Донкор, сделав переход почти в 10 верст.
29 апреля перешли на левый берег речки Донкор и, двигаясь по ней вверх, миновали монастырь того же имени, прошли через ворота, отделяющие земли Кукунора от собственно Китая, и остановились немного выше этих ворот, сделав путь примерно 30 верст, близ местечка Чжинь-ху (Чжинь-коу). Сегодня выпал небольшой снег, что заставило нас передневать на том же месте следующее 30-е число.
В день этой своей дневки богомольцы по инициативе старших сложили из дерна жертвенный стол вышиною около 1,5 аршина и на нем стали сжигать собранные от всех палаток муку с маслом, благовонную хвою и травы. К этому же столу снесли все свое оружие, состоящее из фитильных ружей, сабель, европейских винтовок (Бердана) и нескольких револьверов, и привязали к воткнутым в землю пикам с развевающимися небольшими кусками материи вроде флагов с напечатанными на них молитвами. Когда все было готово, собравшиеся ламы заняли места вокруг жертвенника и стали читать так называемый сан, т. е. молитвы о благополучном пути. Такое чтение было приурочено именно к сегодняшнему дню потому, что завтра мы вступали в кочевья кукунорских тангутов, отличающихся любовью к воровству и грабежам. Тангут называют этих людей монголы. Сами они называют себя или бо(д)ба, т. е. тибетец, или амдо-ва (амдосец), или еще по более частному названию своего рода, например, миньяг и т. п. Оружие было собрано для освящения, так как с завтрашнего дня приходилось быть постоянно готовыми отстаивать свою собственность с оружием в руках.
После окончания чтения молитв каждый взял свое оружие, и эта вооруженная толпа обходила вокруг временного жертвенника с криками «лха-ржял-ло» (божество победило), соответствующими нашему «ура». Затем здесь же состоялся сход представителей от каждой палатки, который избрал, большинством голосов, начальником каравана казначея перерожденца Чэшой из Гумбума. Он ехал в Лхасу за своим хозяином, который жил там уже целый год. Этот казначей был прежде в Тибете только один раз, поэтому некоторые желали избрать предводителем другого члена каравана, некоего Ешей-тамба, бывавшего в Лхасе девять раз и прекрасно знавшего путь. Перевес пал на сторону казначея перерожденца Чэшой только благодаря богатству и знатному имени перерожденца, который должен был заочно покровительствовать своему человеку и потому отвращать все путевые неприятности.
На обязанности главы каравана, по установившемуся с давних пор обычаю, лежало определение времени отправления, назначение мест для ночлегов и дневок, наблюдение за тем, чтобы в местах, опасных от разбоев, ехали все вместе, и т. п.
1 мая, рано на рассвете, со стороны палатки главы каравана раздалась команда начинать навьючивать животных. Когда все были готовы к выступлению в путь, весь караван понемногу стал трогаться. Глава каравана ехал на хорошей лошади, с саблей за поясом, длинной пикой в руке и ружьем за плечами и, по-видимому, имел самодовольно воинственное настроение. Вообще, все амдосцы, ехавшие в этом караване, были более или менее сносно вооружены, и у них заметно было решение не быть пассивными свидетелями грабежа своего имущества. Большинство же монгольских богомольцев не имело, напротив, никакого оружия и готово было перенести все обиды, философски объясняя их только «плодом» своих же «деяний».
В этот день мы увидели озеро Кукунор с бугра после перехода через высокий хребет Алтан-сорго. Сделав за весь день путь около 30 верст, остановились возле небольшой китайской крепости на правой стороне реки Ара-гол, впадающей в Кукунор. Крепость эта, как говорят, была построена во время беспорядков на Кукуноре в XVIII в. В настоящее время она представляет лишь заброшенные кирпичные стены, где собирается сейм тангутских старшин, когда приезжает сюда для разбора дел чиновник (тун-ши) от сининского амбаня.
2 мая шли вниз по той же реке и, пройдя около 25 верст, остановились ночлегом на ней же.
3 мая сделали почти 40-верстный переход и ночевали в двух верстах от берега озера, называемого по-монгольски Кукунор, по-китайски – Цин-хай, по-тибетски – Цо-нонбо (разговорно – Цо-омбо). Все три названия означают «синее озеро», вследствие красивого синего цвета его воды. Ночью выпал небольшой снег, каковое обстоятельство заставило нас продневать следующее 4-е число. В день этой дневки спутники наши ходили на берег озера мыться его водой – с верой, что она исцеляет от многих болезней.
5 мая прошли около 25 верст и остановились почти против острова-горы, находящегося посреди озера. На этом острове-горе, как передают, находится небольшой монастырь с 5–6 ламами. Они сообщаются с окрестными жителями только зимой по льду и, запасшись провизией на лето, уходят в монастырь. Здесь за неимением лодок они проводят в полном уединении от мира все время, пока холод следующей зимы не устроит для них ледяного моста.
6 мая прошли около 30 верст.
7 мая я впервые увидел стада диких ослов, называемых по-тибетски кьянг (по-амдоски – ржян), а по-монгольски – хулан («каурый»), или чихэтэй («ушатый»). Резвилось также немало стад антилоп. Прошли около 35 верст.
8 мая дорога, шедшая до сих пор в виду Кукунора и частью по берегу, оставила озеро и направилась на северо-запад к верхним монголам. В этот день мы прошли также около 35 верст и, вступив в долину реки Бухайн-гол («река дикого яка» по-монгольски), ночевали у подошвы гор правого ее берега.
