Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– Лот, он меня не целовал уже несколько месяцев!
И он почувствовал в ней острую тоску по поцелуям Хью, который иногда ласкался к ней – пусть коротко и грубовато, но все-таки. Разумеется, в maman говорила ее материнская любовь, но еще в большей мере потребность в том, чтобы этот юноша, приходившийся ей сыном, ласкал ее, нежно ласкал ее. Установить над ней опеку? Быть может, придется. Это будет ужасно: милая, милая мамуля, но порой ведет себя так сумасбродно! Так неразумно! Как дитя малое, в ее-то возрасте… О, стареть – это ужасно, стареть и одновременно оставаться самим собой. Жизнь человека почти ничему не учит, только обкатывает, сглаживает его острые и красивые грани! Бедняжка maman, она живет сейчас только тем, что уже прошло, той любовью, которая прошла мимо. Тетушка Стефания говорила об истеричках в их семье, об идущей красной нитью линии чувственной страсти. Но линия эта тянется не от Дерксов, как полагает тетушка, а от самой grand-maman… он всегда слышал, что grand-maman, как и maman, тоже была создана только для любви… Рассказывали о ее многочисленных романах в период жизни в Ост-Индии, пока она не встретила Такму. Над их семейством тяготеет рок, фатум – не знать счастья в браке. Оба замужества grand-maman были несчастливыми, генерал де Ладерс оказался деспотом, сколько бы тетушка Стефания ни защищала своего отца. И grand-papa Деркс как муж, говорят, тоже не дал grand-maman счастья, говорят, именно на то время и приходятся все ее романы. Grand-papa Деркс утонул, когда, гуляя посреди ночи, поскользнулся и упал в реку, необыкновенно бурную из-за ливня, позади пасангграхана в горах Тегала. Лот помнил, в каком ключе все судачили о его смерти, какие слухи не стихали еще много-много лет… История шестидесятилетней давности… У grand-papa якобы была в кампонге туземка-любовница, и его якобы заколол кинжалом какой-то ревнивый яванец… Пустые сплетни, доктор Рулофс говорит, что это пустые сплетни. Рок – не знать счастья в браке… Дядюшка Антон так и не женился, но в его жизни линия чувственной страсти обрела вид широкой истерической полосы… Дядюшка Харольд, симпатичный, но загадочный, владелец плантаций в Ост-Индии – и он не был счастлив в браке со стопроцентной голландской аристократкой… Дядюшка Даан, живущий на Яве – кстати, они скоро приедут в Голландию, – сейчас, если посмотреть, вполне счастлив со своей чересчур простой полукровкой-женой тетей Флор; теперь они оба состарились и угомонились, а в свое время эта роковая линия страсти проходила через них обоих, в тете Флор – она из Дилленхофов, родственников grand-maman, – линия была ох какой широкой! Но теперь все миновало, теперь они старики… Про тетушку Терезу ван дер Стаф, перешедшую в католичество после несчастливого брака, поговаривали, что она родила сына не от мужа. Да и его, Лота, собственная мать выходила замуж трижды, и все три раза неудачно… Раньше он никогда не выстраивал эти факты в одну линию, но увидев их под таким углом, ужаснулся: выходит, все его родственники пытались следовать закону социума, предписывающему жениться, – закону, противопоказанному их темпераменту… Зачем же они вступали в брак? Теперь они все состарились, но… если бы они сейчас были молодыми и современными, стоило бы им вступать в брак? Их горячая – до истеричности – кровь не смогла бы вынести тисков супружеской жизни. Они сближались со своими партнерами, которые поначалу были им симпатичны – ведь никто из них не руководствовался иными соображениями, кроме пылкой страсти, кроме разве что дяди Харольда, – но едва попадали в тиски супружеской жизни, их немедленно настигал Рок – закон социума, который они, не задумываясь, соблюдали, хоть он и был им противопоказан, оборачивался Роком: быть несчастным в браке. А он сам – зачем женится он сам? Лот внезапно задал себе этот вопрос совершенно серьезно, как недавно задал его в шутку maman. Зачем он женится? Соответствует ли это его природе? Он ведь достаточно хорошо знает себя? Скептичный в отношении самого себя, он ведь знает, какой он эгоист? И он знает свои маленькие слабости – стремление красиво одеваться, писать красивыми фразами. Лот улыбнулся: не такой уж он злодей, бывают люди куда хуже него, но, Господи, зачем он женится? Зачем он сделал Элли предложение? Впрочем… он чувствовал себя счастливым, и сейчас, пытаясь понять, зачем женится, он отчетливо ощущал, что любит Элли, быть может, даже сильнее, чем сам это понимает. Но – эта мысль не покидала его – точно ли надо жениться? Удастся ли ему избежать Рока, преследующего их семью? Надо ли жениться? Быть может, права его сестра Отилия в Ницце, которая не выходит замуж и собирается жить со своим офицером-итальянцем, не стесняя его свободы – Отилия так сама и написала Лоту в письме, – до тех пор пока не разлюбят друг друга? Проходит ли эта злополучная линия страсти и через ее жизнь, или… или она права? А он неправ? Сможет ли он сказать своей умнице Элли, что хочет жить с ней, не вступая в брак? Нет, не получится: хоть для них самих все это неважно, но им никуда не деться от социума, от общественного мнения, им нельзя забывать о grand-papa Такме, о других людях, о вещах, об условностях, о трудностях… Нет, он не сможет сказать ей это, хотя она и поняла бы его. Так что остается просто жениться и надеяться, что над ними, так глубоко любящими друг друга и не охваченными страстью, рок не возымеет власти: они не будут страдать от ярма несчастного брака.
Все его родственники, эти дядюшки и тетушки, были несчастливы в семейной жизни. Теперь они состарились, и былое миновало… Прошло… Ждет ли его, еще молодого, то же самое? Он становится старше, навалится ли на него то же самое? О старость, старость! Какой это кошмар – постареть, увидеть, как перед тобой открывается этот мрачный зимний горизонт. Жизнь посмеется над твоей изящной внешностью, которой ты так гордишься, – это еще полбеды; над твоим талантом, которым ты так гордишься, – это уже хуже, но ведь она посмеется над всем твоим физическим и нравственным существованием – вот что ужасно! Жизнь не сломит тебя разом… это будет постепенное увядание молодого, свежего тела, усыхание ума и интеллекта… О, состариться так, как grand-maman и grand-papa Такма – настоящий кошмар! Да, они дряхлые старики, но все еще живут, хоть обоим и за девяносто. Кажется, их еще связывает какое-то чувство, какое-то воспоминание. Как знать, быть может, они еще разговаривают… о прошлом… Но дожить до такой старости, до девяноста семи лет… Нет, нет, ни за что, лучше умереть прежде, чем увянешь, прежде, чем усохнешь! Его бросило в дрожь, в холодный пот от мысли, что и он может дожить до такой старости, до девяноста семи лет… О боже, о боже, нет, нет… Умереть молодым, чтобы все закончилось для него, пока он еще молод! Лот не был пессимистом, он любил жизнь, жизнь прекрасна, жизнь сияет красотой, на свете столько всего красивого, в искусстве, в Италии, у него самого в голове; в душе у него сейчас жило чувство, благодаря Элли… Но он любил свежую, молодую жизнь и не хотел думать об увядании… О, свежесть, вечная свежесть, вечная молодость! Вот бы умереть молодым, умереть молодым! Он возносил эту молитву к Тому, что считал своим Божеством: к Свету, к Тайне – но что, возможно, не станет слушать его, Лота, молитву из непроницаемых глубин собственного Величия, ведь Лот так мал, так эгоистичен, совсем не мужественен, совсем не смел и так тщеславен, о, так невероятно тщеславен! Ведь он знает себя! И не прячется от себя! Видит себя самого насквозь!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
