Ник вспомнил, как их везли из интерната в летний лагерь и один пацан на спор уверял, что проедет всю дорогу в багажном отделении. Он числился в другой группе, поэтому в автобусе, сверяя список, его не хватились. Затея, без сомнения, удалась бы, если они в пути не сделали бы остановку, а мальчишка вдруг не решил, что все уже выгрузились и про него забыли. Он поднял крик. Внутри всё было заставлено панцирными сетками от кроватей, так что пришлось разгружать багажное отделение, чтобы извлечь его, пыльного и зарёванного, из дальнего угла, где он прятался.
Ник рассказывал очень смешно, в лицах. Санька хохотал до упаду. Самому ему и рассказать-то было нечего. Он путешествовал, конечно. Ещё при маме они, помимо Кронштадта, все втроём ездили на море, в Новороссийск. Но Санька тогда был совсем ещё маленьким и запомнил только, как сидел на берегу и втыкал в песок ракушки.
Потом, в седьмом классе, — они уже остались вдвоём с отцом — намечалась школьная поездка в Волгоград, но Санька перед самым отъездом слёг с ангиной, и народ уехал без него. Отец тогда пообещал огорчённому Саньке, что они выберутся в Волгоград сами. Обещание отец сдержал. Но всё это были поездки обычные, без приключений.
— А ещё помню, под самый Новый год отправились мы с ребятами к одному приятелю, — продолжил Максим. — У него проблемы были, поэтому он из города убежал и жил на какой-то станции, на отшибе. А мы толком не знали, куда ехать, где слезать. Да ещё и темно. Короче, пока разобрались, что выходить надо, поезд тронулся. Он на полустанке стоит всего три минуты. Ну я в сугроб прыг, пока поезд не разогнался. А ребята в тамбуре так и остались. И вот стою я один в чистом поле. Жилья поблизости не видно, мороз градусов двадцать… Я тогда таким же мелким был, как вы сейчас.
— Меня бы отец не пустил, наверное, — с сомнением сказал Санька.
— А я никого не спрашивал, — сказал Максим.
И замолчал.
— И что дальше? — нетерпеливо потребовал Ник.
— Дальше… В будке отсиделся у стрелочника. А утром домой отправился, — неохотно закончил Максим.
Некоторое время ехали молча.
В Дубках народ схлынул. Здесь располагался дачный посёлок и турбаза. Желающие отдохнуть за городом оседали в основном здесь. Никитка с Санькой дёрнулись было за остальными, вопросительно поглядывая на Максима, продолжавшего спокойно сидеть на месте.
— Нам дальше, — кратко ответил тот.
Остаток пути ехали в полупустом вагоне. Максим захватил с собой радиоуправляемую машинку, и они по очереди забавлялись, пуская её в проходе.
Наконец поезд затормозил возле станции Синягино.
— Выходим, — скомандовал Максим.
Они вышли и оказались на платформе посреди леса. В стороне возвышалась кирпичная будка и примыкающий к ней ларёк, ещё стояли две равноудалённые от них лавочки по обеим сторонам, под навесом. Всё.
В глубь леса от платформы вела асфальтовая дорожка, весьма, впрочем, в хорошем состоянии.
— Что встали? Пошли, — позвал Максим. — Не бойтесь, тут не такая дыра, как кажется.
Они двинулись по дорожке.
— Сейчас сосны пройдём, будет посёлок, — рассказывал Максим. — За ним лес кончается. Стенная такая проплешина, до следующего холма. Там опять сосны. Неподалёку пруд есть. Рыбу ловить можно. В общем, сами всё увидите.
Вскоре они в самом деле дошли до жилья. Посёлок оказался из шести домов самого деревенского вида. Из крайнего домика вышел мужик в камуфляжной куртке и кирзовых сапогах. Он уселся на деревянные ступеньки крыльца, прихватил губами сигарету и похлопал себя по карманам, собираясь, видимо, закурить.
— Дядь Гриш, — окликнул его Максим.
Мужик привстал.
— Макс, ты, что ли? Ё-моё! Сто лет тебя не видел. Совсем пропал.
— Да не пропал я, дядь Гриш. Времени просто…
— Времени у него нет.
Они обнялись.
— Я не один, — сказал Максим, оборачиваясь к ребятам. — Примешь?
— Вижу, — отозвался дядя Гриша. — Не бойся, разместимся. Давай в дом! — скомандовал он.
В единственной жилой комнате у дяди Гриши оказалось уютно и чисто. Ничего лишнего, но всё надёжно: деревянная односпальная кровать, аккуратно прибранная, два стола, один, видимо, рабочий, судя по разложенным на нём инструментам, широкий платяной шкаф поперёк комнаты и полка с книгами.
— Спать будете здесь, — дядя Гриша указал на пространство за шкафом. Там оказалась ещё одна кровать, с железными спинками, тоже образцово заправленная. — А вот ты, Макс…
— Да я и на полу усну.
— Да, тебе, брат, придётся на полу.
— Я вот тут привёз, — Максим начал распаковывать свой рюкзак. Там оказались продукты, водка, сигареты и книги. — Это тебе. Смотри. Угадал? — Максим протянул дяде Грише увесистую стопку книг.
— Ух, ты! То, что нужно, — дядя Гриша принял подарок из рук Максима, пересмотрел обложки, по очереди складывая книги на стол. — Вот спасибо! А насчёт этого, — он кивнул на продукты, — зря беспокоился. Здесь тоже всё купить не проблема. Тем более ты знаешь, у меня гости часто бывают.
— Зато я не часто.
— Это точно!
— Дядь Гриш! Мы с тобой потом поговорим. Можно я сначала ребятам всё покажу?
— Иди, иди. Показывай. Только учти: обед по расписанию. Так что…
— Да знаю я, знаю. Ко времени будем. Пошли, — кивнул он Нику и Саньке.
Они побросали рюкзаки и устремились за Максимом. Первым делом он повёл их мимо сараюшки к ряду вольеров. Там жили собаки: три кавказские овчарки. Два вольера пустовали. Ник при виде собак заскулил от восторга.
— Близко не подходить! — сразу предупредил Максим. — Не чего животных нервировать. С дядей Гришей потом вместе сходим.
— Это все его собаки? — спросил Санька.
— Ну да, его, — насмешливо произнёс Максим. — Такой бойцовский клуб. Его здесь только Шарик, — он кивнул на коренастую дворняжку, которая снизу вверх с обожанием смотрела на Максима и переминалась с ноги на ногу. — Нет. Дядя Гриша охранников натаскивает. И хорошо натаскивает. К нему со всей области едут, в такую глухомань. В придачу он намордники мастерит, ошейники строгие и всякую такую шнягу. Но это так, для развлечения.
— Он всю жизнь собаками занимается? — спросил Ник.
— Собаками тоже. Он вообще-то офицер боевой, — Максим оглянулся на дяди-Гришин дом, подтолкнул ребят в спины, побуждая их двигаться дальше, и уже на ходу продолжил:
— Он когда после первой чеченской вернулся, у него жена и сын… В общем, их какие-то гады грохнули в тёмном переулке. Они домой возвращались. То ли по ошибке, то ли просто… дебилы. Он стал пить, потом опять добровольцем в Чечню. Больше ему и идти-то некуда было. Потом в отставку вышел, всё бросил, купил дом этот и занялся собаками.
