— Не преувеличивайте. Потом вы с Джокко пропустили по рюмочке или по две.
— Да.
— Должно быть, еще больше.
— Или я чем-то отравился. Помню только, как очнулся на полу сторожки и меня выворачивало наизнанку.
— Нет. Я остался один. Но не надолго — едва успел прибраться, как нагрянули полицейские. Я сказал им истинную правду: ничего не видел и ничего не слышал.
— С этим не поспоришь. Они вас, случайно, не спрашивали, не закладывали ли вы за воротник?
— Нет.
— Подфартило.
— Ага.
— Нет. Но он за меня горой.
— Боже, а я-то решил, что вы умный. — Даррен помахал пальцем перед носом Берни. Кто в прошлый раз позволил себе подобный жест? Ах да, Простак Бадрицио. Теперь он дробит под палящим солнышком щебень. — Потому что никто так и не узнал о бутылке «Джей Би», вот откуда, — продолжал бывший охранник. — Джокко не стукач.
— Судя по всему, отличный парень, — согласился Берни. — Кстати, у него есть фамилия?
9
Фамилия Джокко оказалась такая, что я сразу ее забыл. Однако запомнился факт, что жил он в пикапе, только вот где, вылетело из головы. Мы покинули Южную Педройю, выехали сначала на одну магистраль, затем на другую, и вскоре высокие дома центра города оказались у нас за спиной. Запах тухлых яиц по-прежнему стоял в носу. Я попытался отфыркаться и при этом издал негромкий, смешной звук, который мне понравился, и я повторил все снова.
— Устал, старина? — спросил Берни.
Устал? Да я полон энергии, готов бежать куда угодно и чувствую себя отлично.
Напарник потрепал меня по холке.
— Понимаю, уже поздно, но воспользуемся случаем, пока утюг горячий, и закончим наше дело.
О нет, только не утюг. Это такая штуковина, которая большую часть времени прячется в кладовке и появляется оттуда, если Берни считает, что его брюки слишком морщатся и в суд в них идти неприлично. Вот тогда за ним нужен глаз да глаз. Хотя пожарные, как оказалось, отличные ребята и возят в своем грузовике большую коробку с лакомствами. Всю оставшуюся дорогу я внимательно следил за напарником. Устал он или нет? Похоже, не устал, если судить по искоркам в его глазах.
Мы съехали с автострады и миновали несколько тихих улочек. В свете фар я заметил, как кошка скользнула в мусорный бак. Ненавижу, когда они вот так шныряют. А следующее, что я понял: мы вернулись на кольцевую дорогу вокруг ярмарочной площади. Показалась сторожка у ворот, и я увидел охранника. Он сидел, задрав ноги на стол, но мы не остановились, а продолжили двигаться вверх по некрутому подъему, с одной стороны которого тянулся забор, а с другой расстилался голый склон холма. Берни притормозил и посмотрел на холм.
— Должно быть где-то здесь.
Мы свернули на изрытую колею, которая шла в сторону холма, поворачивала вокруг большой скалы и возвращалась обратно. И почти сразу обнаружили пикап, стоявший у скалы. Берни остановил машину и заглушил мотор. Мы сидели тихо-тихо, и я слышал щелканье остывавшего двигателя, шум транспорта на дороге и другие звуки города. Но из пикапа не доносилось ничего. Берни, щурясь, всматривался в него. Меня всегда удивляло, как действуют его глаза в ночное время. Он часто повторяет, что им требуется попривыкнуть. Вот и сейчас он тихо проговорил:
— Подождем, пока попривыкнут глаза. — Это означало, что надо сидеть и никуда не рваться. Прошло немного времени, и он решил, что пора. — А теперь пойдем, только тихо, как мыши.
Что за новость? Я немного помедлил и неслышно выпрыгнул из машины. Почему Берни считает, что мыши умеют двигаться бесшумно? И вообще, почему ему хочется, чтобы я был похож на мышь? Сам он, стоило ему вылезти из «порше», тут же наступил на ветку, которая треснула так громко, будто раздался выстрел в ночи. В таких ситуациях мы всегда замираем, замерли и сейчас. Пикап оставался безмолвным и неподвижным. Случалось с вами такое, чтобы во рту появлялся вкус того, что вы раньше съели? Со мной случилось, и пока я ждал, чтобы Берни подал знак отмереть, ощутил аромат «Читос». Мне захотелось еще.
Напарник коротко махнул рукой, мы тронулись с места и направились к пикапу. Но не рядом, а немного растянувшись — методика, которой начали овладевать только недавно. У машины Берни достал тоненький фонарик и посветил сначала в окна, затем в багажное отделение.
— Никого нет дома, — заключил он, обошел пикап, направил лучик света на номерной знак и наклонился. — Запомнить легко: «Джокко-1». — Он разогнулся и посмотрел на холм. — Можешь сказать, почему нельзя назвать это ночью?
Мне ничего не пришло в голову. Мы направились обратно по колее к машине. Я понюхал куст — здесь побывал койот, но довольно давно. Задрал ногу, пометил куст и, пока поливал, смотрел в темно-багровое небо, по которому медленно летел, моргая огнями, самолет. Увлекательное зрелище, оно меня отвлекло, и я чуть не пропустил хруст жестких подошв по земле. Я обернулся — ох, не слишком ли поздно? — из-за скалы появился огромного роста парень и быстро подкрадывался к Берни. Я бросился к нему. Напарник, наверное, меня услышал и повернулся в тот самый момент, когда великан замахнулся каким-то предметом, скорее всего бейсбольной битой. Берни перехватил его руку, но лишь немного изменил направление удара, и бита с отвратительным звуком угодила ему сбоку по голове. Напарник осел на землю. Великан снова замахнулся битой, которую держал обеими руками, словно колол дрова. Я прыгнул и со всего размаху налетел ему точно на спину. Но что это? Он не упал? Все валятся вперед, когда я так наскакиваю. А этот устоял, только покачнулся. Затем извернулся, махнул битой и ударил мне в плечо. Я потерял равновесие и покатился на землю, а великан снова занялся Берни, собираясь обрушить на него биту.
Я опять прыгнул, хотя это был не лучший мой прыжок, потому что одна нога плохо слушалась, но все-таки налетел на него, на этот раз сбоку. Сумел поймать его руку в пасть и не колеблясь сжал челюсти. Большинство людей в такой ситуации кричат, и этот вскрикнул, но скорее от злости, чем от боли. К тому же рука, в которую я вцепился, была не та, что держала биту. Великан попытался вывернуться. Я висел на нем, погрузив зубы в плоть, и ощущал вкус крови. Он поднял биту одной рукой. У него были бачки, нос с горбинкой и злые глаза, на голове повязана бандана в горошек. Я посмотрел прямо в эти злые глаза и, наверное, поэтому не заметил, как стала опускаться бита. А когда заметил, было слишком поздно.
Следующее, что помню: я лежу на земле, а незнакомец, отбросив биту и держась за руку, удирает к пикапу.
Я поднялся и, испытывая головокружение, побежал за ним, но не резво, как обычно, из-за того, что он сделал с моим плечом. Когда он открыл дверцу и забрался в машину, я был уже рядом и нацелился на его ногу. Но не тут-то было — он шарахнул меня дверцей и попал в больное плечо. Я рухнул на землю. Дверца захлопнулась перед моим носом, мотор взревел, и пикап, подняв облако темно-багровой пыли, круто, юзом развернулся и умчался по дороге. Я поднялся и побежал за ним, скорее не побежал, а потрусил, наверное, даже прихрамывая. Но таким образом, если бы потребовалось, я мог двигаться всю ночь. И так бы и поступил, если бы не Берни, которой лежал у дороги. Я замер и повернул назад.
