Словно желая подтвердить свою правоту, он простирает руки к небесам:
– Вот именно. А для меня – это прессинг. Получается, что ты уверена, что мы и через год будем вместе.
Руки у Луи трудовые: местами в мозолях. Ладони красные, кожа сухая. Я ему уже дарила восстанавливающий крем на основе масла каритэ, но некоторое время спустя обнаружила его в отделе для хранения перчаток его грузовика: тюбик так и остался нетронутым. Я недоумеваю:
– А ты как считаешь? Разве через год не будем вместе?
– Кто знает? Я-то очень надеюсь, что да. Но для тебя как будто все уже решено. Все наперед ясно.
К моменту, когда официантка приходит убрать со стола тарелки из-под закуски, мне делается так плохо, что впору уцепиться за ее руку. Может, спросить ее мнение: он надеется, что мы будем вместе, но отказывается заранее рассматривать подобную перспективу. В итоге я жду, когда она отойдет, а потом начинаю бормотать, что завтра же позвоню зубному и попрошу, чтобы секретарша вычеркнула его номер телефона. Луи удаляется в туалет. Я наливаю себе вина и начинаю размышлять: а правда ли, что я все заранее решила? Надо признать, что с некоторых пор я увлекаюсь одной идей, которую легко визуализировать. Мне хочется верить, что по прошествии двенадцати, максимум четырнадцати недель взаимоотношения между мужчиной и женщиной начинают походить на человеческий зародыш: риск выкидыша к этому моменту уменьшается.
Эта теория, конечно, никем не проверена, да я сама толком не знаю, откуда я ее взяла. Может быть, потому что мне уже тридцать три года и я время от времени задаюсь одним и тем же вопросом: а суждено ли моему чреву выполнить его главную функцию? Закономерным был бы положительный ответ, но, наверное, не надо использовать визуальное мышление.
Позднее Луи рассказывает мне, что во время ремонта кухни у себя в Вердене он обнаружил под слоем старых обоев газеты 20-х годов. Он замечает, что я еще не притронулась к еде. Он проявляет беспокойство:
– У тебя что, нет аппетита?
Я продолжаю тыкать вилкой в тарелку. Я делаю ямку в картофельном пюре. Я корчу рожицу. Вздыхаю. Пора поставить точки над i.
– Я тебя по-прежнему возбуждаю?
Луи закатывает глаза к потолку и гладит меня по плечу своей грубой ручищей.
– Карина, да я от тебя без ума. Ладно, ешь давай.
Я принимаюсь за тресковое филе.
* * *
– Нельзя, категорически нельзя допускать подобное отношение! – говорит мне на другое утро моя коллега Марлен.
Кое-кто из моих коллег уходит курить на перерыв, а я, пользуясь правом отлучиться в туалет, беру с собой мобильник. В коридоре за лифтом туалет для сотрудников закрывается на ключ. Оттуда я могу говорить сколько угодно. Мусорное ведро выносят не каждый день, и в нем можно обнаружить доказательства того, что не мне одной требуется уединение Один раз я, например, заметила среди мусора тест на беременность с отрицательным результатом, в другой – электронное послание на листе бумаги, порванном в мелкие клочья. Но сегодня ведро пустовало. Однако в туалете плохо пахнет: кто-то, видимо, только что опорожнил свой кишечник. Закрыв рот рукавом, я шепчу в телефон:
– Ну и что я, по-твоему, должна делать, Марлен?
– Устрой ему сцену.
– Ты думаешь, это поможет?
– Тебе необходимо поставить определенные рамки.
– Каким образом?
– Мне еще учить тебя читать между строк! Из его речей ясно, что он явно в чем-то не уверен. Может быть, в вас обоих, может быть, в тебе, может быть, в будущем. Не так по-твоему?
В отражении зеркала я вижу, как вытягивается мое лицо. Марлен повторяет свой вопрос:
– Не так по-твоему?
– Тебе кажется, что я что-то выдумываю?
– Поставь его перед выбором.
– Но как?
– Скажи ему, что пора определяться. Вы уже пять месяцев вместе, и ты вправе потребовать прочности. Ты заслуживаешь прочности, Карина. А всякого рода тревоги, это уже доказано, порождают рак. Так что считай, что ты на пределе.
Рак? Я задумываюсь: а не перегнула ли я палку?
– Но он все же не сказал, что хотел бы притормозить наши отношения.
– Нет. Но он предельно ясно выразился, что не хотел бы, чтобы отношения развивались слишком быстро. И не ищи ты ему оправданий. Ты три года вела себя так с Ришаром и вспомни, чем все кончилось. Если существуют определенные взаимоотношения между двумя людьми, они должны развиваться. Они не должны стоять на одном месте. Скажи ему, что ждешь от него серьезных обязательств. Так и говори: или все, или ничего. А потом, пусть подумает! Надо его малость помариновать. Вот увидишь, он зашевелится. Ну, а нет – так тем хуже.
Я представляю себе Луи сидящим перед банкой свеклы, вроде той, которую каждое лето на даче мариновала моя бабушка, и вздрагиваю:
– Может, это как-то уж совсем по-гестаповски?
– Если он готов потерять тебя только потому, что не хочет взять на себя ответственность, то зачем он тебе нужен?
В дверь туалета начинают стучать. Я говорю Марлен, что увижу Луи в субботу, а за это время всерьез подумаю над ее словами. В правоте ей не откажешь: и действительно, как можно думать о совместной жизни с мужчиной, который не решается оставить свой номер телефона вашему зубному врачу? Это и впрямь как-то дурно выглядит.
– Мне пора.
– Поверь мне, Карина. Если ты так поступишь, потом не пожалеешь. Я понимаю, что это риск. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Так что полный вперед!
Я открываю дверь и натыкаюсь на переводчика Себастьяна Шарбонно, которому в прошлом году я регулярно отдавалась после корпоративных коктейлей «От 17 час. до 19 час.», и это несмотря на то, что в его любовницах числилась также помощница директора.
– Эй, Карина! Что тут происходит?
– Ничего!
Он сжимает пальцами нос и вытягивает язык:
– Охренеть! Тут явно кто-то кучу навалил…
У Себастьяна Шарбонно мерзкий характер, поэтому-то я и прекратила наши с ним шуры-муры.
– Что ты пристал? Это не я…
– Жаль, однако.
– Ладно, хватит.
Я засовываю свой мобильник к себе в карман и на этом удаляюсь.
Готова ли я пойти на риск? Многие люди, оказавшись в новой для них ситуации или перед серьезным жизненным выбором, ищут ответы в гороскопах. Или же, как моя коллега Женевьева, которая, когда шесть месяцев назад у нее обнаружили предраковые клетки в шейке матки, – бегут к гадалкам. Я же погружаюсь в семантику. Прочесав весь этаж в поисках словаря «Ле Пети Робер» и бормоча себе под нос, что не зря нас считают безграмотным поколением, раз на каждые тридцать сотрудников отдела коммуникации приходится по одному лингвистическому словарю, я нахожу определение:
