Мадлен приподняла бровь: к возражениям она не привыкла.
— Я уверена в том, что вы хороший преподаватель, фрейлейн Мук. Мой муж убедил меня в этом, и дети любят вас. Но, пожалуй, не в вашей компетенции решать, что хорошо для Саломы и Лукреции, а что нет. Я — мать этих девочек, и я ожидаю, что мое мнение относительно их образования заслуживает уважения. Я выразилась достаточно ясно?
Сендрин постаралась казаться равнодушной, но по глазам было видно, как она возмущена. Тем не менее она проговорила как можно спокойнее:
— Разумеется.
— Хорошо. — Мадлен повернулась было, чтобы уйти, но затем обернулась и смерила Сендрин взглядом с головы до ног. — Я уже давно хотела просить вас сменить стиль одежды. За наш счет, само собой разумеется.
Сендрин попыталась принять этот новый удар с достоинством.
— Моя одежда кажется вам неподобающей моему положению?
— О нет, она, без сомнения, соответствует вашему положению. Но вы больше не находитесь в вашей школе гувернанток. В таком доме, как этот, вы должны были бы позаботиться об одежде определенного стиля.
— Вашего стиля, вы хотите сказать. — Учителя порицали ее за то, что она слишком упряма. Сейчас Сендрин могла бы признать, что они были правы.
— Носите, что хотите, это ваше право, — ответила Мадлен очень спокойно. — Но несложно определить, что вашему платью уже не один год.
Сендрин носила платье, которое приобрела еще со своих первых собственных денег. Она полтора года очень бережно с ним обращалась, и, вне всякого сомнения, оно все еще выглядело как новое. И тем не менее эта женщина, стоявшая перед ней в своих рейтузах и мужском жилете, благоухающая запахом конюшни, ополчилась на нее из-за одежды. Это было просто несправедливо!
— Как пожелаете, госпожа Каскаден, — ответила она тихо.
— Вы думаете, что я к вам придираюсь, не так ли?
Сендрин промолчала.
— Я желаю вам только добра. Поезжайте с Фердинандом в Виндхук, сегодня же. — Из кармана своего жилета Мадлен достала свернутую рулончиком пачку денег. Значит, она планировала сделать ей выговор из-за одежды еще До того, как вошла. Ситуация становилась невыносимой.
— Вот, возьмите, — сказала Мадлен и втиснула деньги в руку Сендрин. — В городе есть магазин с очень красивыми вещами. Я думаю, вы сможете подобрать там что-нибудь для себя. Потратьте все деньги. Купите себе два-три платья, какие вам понравятся. — Она пошла к двери и добавила, не оборачиваясь: — И по думайте над моими словами: больше никаких философствований в этом доме. Никаких умерших философов, и тем более живых.
* * *
С заднего сиденья экипажа Сендрин грустно рассматривала пустынный ландшафт саванны у подножья Ауасберге. Фердинанд, необычного богатырского сложения чернокожий, — явно не сан, наверное, гереро, — сидя на козлах, держал поводья и подгонял животных по посыпанной щебнем дороге. Рядом с ним лежала винтовка, а через дыру в его куртке был виден висящий на поясе револьвер.
Лето, длящееся в южном полушарии с октября по апрель, закончилось три месяца назад, но все еще было приятно тепло, даже жарко. Ветер приносил сюда сухость северных пустынь, и Сендрин чувствовала, что ее губы обветрились и растрескались. Снова и снова в глаза задувало мелкую пыль, бог знает откуда взявшуюся здесь, вероятно, из Калахари или с песчаных просторов Анголы. Солнце светило чрезвычайно ярко, смешивая краски в безобразную охру. Немногочисленные растения выглядели высохшими и больными.
Вдали, за широким кольцом пастбищ и пахотных земель, показался Виндхук. Они находились в пути уже полтора часа, и от тряски у нее болели все части тела. Она с трудом могла себе представить Мадлен Каскаден, трясущуюся на жутком деревянном сиденье по пустыням и бездорожью.
С другой стороны, Мадлен жила здесь уже долгие годы и была привычна к трудностям, которых хватало в этой стране; поэтому, наверное, она и носила постоянно брюки и просторные блузы.
Одежда была последним, о чем хотелось думать Сендрин в этот момент. На самом деле она отодвигала эту тему, насколько было возможно. Унижение, которому она подверглась со стороны хозяйки, все еще причиняло ей боль. Но чем может помочь ярость? Она потратит деньги Каскаденов на лучшие наряды, которые только смогут предложить ей здешние кутюрье: вероятно, это будет платье с юбкой-колоколом, рукавами с буфами и шелковым шлейфом, боа из перьев и шляпа из велюра с «кораллами» из стекла, вышивкой, тюлем и кружевами. Это будет так шикарно, что Мадлен побледнеет, увидев свою гувернантку в этих нарядах, — и, хочется надеяться, пожалеет о потраченных больших деньгах.
Благоразумнее было бы купить плотное пальто, защищающее от пыли, высокие сапоги и тонкую вуаль для защиты от насекомых и песчинок. Но именно разумности ожидала от нее Мадлен, и Сендрин совсем не хотелось оправдать ее ожидания.
Фердинанд повернул свою большую голову и посмотрел на нее через плечо.
— На улицу императора Вильгельма? — спросил он низким голосом.
Это название не говорило Сендрин ровным счетом ничего, и она уже хотела пожать плечами, как вдруг кое-что пришло ей на ум.
— К вокзалу, — приказала она.
Фердинанд невозмутимо кивнул, затем снова стегнул лошадей кнутом. В таком удаленном от цивилизации месте, как Виндхук, наверняка существовал один-единственный магазин дамской одежды, и она полагала, что знает, где он находится.
Перед вокзалом Фердинанд помог ей сойти с экипажа. Поблизости находилось около дюжины человек в легких плащах, большей частью это были белые. Большинство из них носили шляпы, их нужно было придерживать из-за сильных порывов ветра. Ветер гонял по улице сухие ветки, откуда-то доносился густой запах горохового супа.
— Я должен исполнить поручения хозяйки, — объявил Фердинанд. Хотя он всегда использовал правильные слова, ударения в них он делил настолько странно, что Сендрин скорее угадывала значение некоторых слов, чем понимала его. Добродушная улыбка играла у него на устах, и ей казалось, что ему можно доверять.
— Хорошо, — проговорила она, — я сориентируюсь. Вы сможете забрать меня отсюда позднее?
Фердинанд кивнул, запрыгнул на козлы и погнал лошадей.
— Через два часа! — крикнула Сендрин ему вслед, но он не обернулся, а только помахал рукой. Она не была уверена, понял ли он ее.
Сендрин прижала полы своего легкого летнего пальто, которое ветер надувал, как баллон, затем, тяжело ступая по песку, поспешила к ряду магазинов на другой стороне песчаной улицы. Был полдень, и ее опасение, что магазины могут быть закрыты, оправдалось. Книжный, оба продовольственных магазина и фарфоровая лавочка были заперты на засов, их владельцы опустили изнутри шторы. Старая женщина, встретившаяся Сендрин на тротуаре, посмотрела на нее подозрительно, а когда Сендрин удивленно обернулась, оказалось, что женщина пристально смотрит ей вслед. Сендрин смущенно улыбнулась, но старуха повернулась и ушла прочь.
