В распоряжении членов команды погибшего «Графтона» не было ни сусла, ни черной патоки, но в последней и не было необходимости, потому что корневища Stilbocarpa весьма богаты сахаром. Как оказалось, без сусла тоже можно было обойтись. Как пишет Масгрейв, «натерев корневища на терке, затем отварив и дав отвару перебродить, мы получили вполне сносное пиво», которое утоляло жажду лучше воды и могло служить заменой чаю. Свежеприготовленное, оно к тому же являлось источником необходимых витаминов. Тем не менее оно чуть не привело к очередным неприятностям, так как Джордж, Алик и Энри стали подстрекать Райналя перегнать пиво для получения бренди.
«Они принялись смеяться и подшучивать надо мной», – пишет он.
Ему, таким образом, и вправду было трудно устоять перед их уговорами. Приладив одно дуло своей двустволки к носику чайника, он обернул его тканью. Затем, пока пиво кипело в чайнике, он лил на ткань холодную воду, чтобы спирт, испаряющийся первым, конденсировался и стекал в приготовленную для него емкость. Все получилось, но потом Райналь вспомнил, какой соблазн представляют собой крепкие спиртные напитки.
«Я с тревогой представил себе пагубные последствия злоупотребления алкоголем, которые раньше или позже дадут о себе знать», – записал он и немедля оставил эту затею, солгав остальным, что эксперимент не удался.
Глава 9
Повседневные заботы
Решение отказаться от попыток получить спиртное было продиктовано всем их монашеским укладом жизни, состоящим из тяжелого труда, занятий и молитв, который утвердился вскоре после того, как они вселились в построенный дом и Масгрейв был избран их главой. Необходимо было чем-то занять ум матросов, поэтому, сообщает Масгрейв, «я принял меры для поддержания среди них порядка и субординации, которые, как оказалось, благотворно сказались также и на моем собственном сознании. Они включают занятия в вечерней школе и чтение молитв, а также чтение и разъяснение Священного Писания со всем доступным мне усердием по воскресеньям».
Согласно с трактовкой этих же событий Райналем, школа была его инициативой, а не Масгрейва. Впрочем, вероятно, идея возникла спонтанно. После того как был съеден первый вкусный ужин, приготовленный Райналем в новом доме, Масгрейв предложил придумать их жилищу имя. У каждого был свой вариант, так что они написали пять имен на клочках бумаги и, свернув их, ссыпали в шляпу. Джордж Харрис, так как он был младше всех, получил почетное право достать бумажку с победившим названием. Им оказался вариант Масгрейва – Эпигуайтт, что, по его словам, на языке североамериканских индейцев значило «Около большой воды». Название было охотно принято, и с тех пор их дом, равно как и холм, на котором он стоял, стали называть этим именем.
Поскольку это занятие позволило так интересно провести время, кто-то высказал мысль, что им следует придумать другие хорошие способы коротать долгие скучные вечера. Именно тогда и возникла идея школы. Судя по описанию Райналя, эта школа в полной мере воплотила в себе дух равноправия, развивая те демократические принципы, на основе которых они выбрали Масгрейва своим руководителем. Хотя Энри и Алик не умели ни читать, ни писать, они были полны желания учиться и потому вызвались учить других португальскому и норвежскому языкам в обмен на уроки письма и чтения. Сам Райналь предложил преподавать французский язык и математику. Таким образом, как он пишет, «начиная с того вечера мы друг для друга попеременно были то учителями, то учениками. Эти новые взаимоотношения еще более нас сплотили, ставя каждого из нас то в главенствующее, то в подчиненное положение друг перед другом, и мы в итоге пришли к подлинному равноправию среди нас».
В дальнейшем к урокам они прибавили настольные игры. Масгрейв соорудил доску для игры в солитер[15], просверлив в куске дерева отверстия, и вырезал для нее колышки, а Райналь раскрасил перемежающимися квадратами извести и сажи доску побольше для игры в шахматы. Фигуры он вырезал из тонких планок, один комплект белый, другой – красный. Затем разметили и вырезали костяшки домино. После этого Райналь допустил ошибку, вырезав пятьдесят две игральные карты из страниц старого корабельного журнала, придав им жесткости пастой, изготовленной из медицинской муки, и нарисовав на них масти. Он полагал, что от них не будет вреда, поскольку ни у кого не было денег, чтобы делать ставки, но, как оказалось, Масгрейв, который совершенно не умел играть, слишком болезненно переживал поражения, и поэтому «после высказанных друг другу резких слов» Райналь бросил колоду в огонь.
Райналь пишет, что он уничтожил карты «хладнокровно, не проронив ни слова», но, так как Масгрейв не упоминает этого случая, невозможно утверждать, не вышел ли сам Райналь из себя. В общем, то была бесполезная трата драгоценной муки. После изготовления карт Райналь поделился оставшимся на дне горшка небольшим количеством пасты с Масгрейвом, и тот с грустью записал: «Я действительно никогда в жизни не ел ничего настолько вкусного». В последующие дни его преследовали воспоминания об этом вкусе, о чем засвидетельствовано в журнале: «Я был наказан за свою прожорливость».
Помимо настольных игр и вечерних занятий их досуг скрашивали питомцы. Однажды в начале марта Энри заметил симпатичную птичку, то исчезавшую, то вновь появлявшуюся из дупла в стволе дерева. Это был один из тех маленьких попугаев, которых они уже видели. Тогда они удивились – таким неожиданным показалось им присутствие попугаев на субантарктическом острове. Когда попугай улетел, Энри осторожно осмотрел гнездо, в котором обнаружились три едва оперившихся птенца. Не теряя времени, он принялся за работу и, по свидетельству Райналя, «соорудил маленькую клетку для их приема, сплетая прутья чрезвычайно искусным образом». Поймав малюток, он принес их в дом, вызвав изумление остальных. Масгрейв признался, что счел «очень странным то, что здесь вообще могут быть попугаи, и тем более поразительно, что у них теперь будут птенцы в это время года». Март в субантарктической зоне Южного полушария знаменует собой начало осени – рискованное время для высиживания яиц.
«Мы выкормили их семенами сахарника, которые сначала аккуратно размалывали, а потом смешивали с небольшим количеством жареного и порезанного на очень мелкие кусочки тюленьего мяса», – сообщает Райналь.
Один из птенцов вскоре умер, но остальные два выжили. Самец изрядно развлекал их своей способностью повторять слова. Когда оба какарики подросли, они взломали прутья своей клетки, но к тому времени птицы уже были достаточно ручными, чтобы свободно летать по дому.
Кроме того, они были совершенно избалованы. Попугаи ежедневно получали свежую ветку сахарника, полную семян. Спали же они в ногах у Энри, прямо напротив теплой печи, и возмущались, если вода в их миске, что стояла под суком, служившим им насестом, не была безупречно чистой.
«Выкупавшись в своей ванне, они сушились у огня, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим с самым важным видом», – пишет Райналь.
После водных процедур им позволялось присоединиться к мужчинам за столом, и «Босс, так мы назвали мужскую особь, на прекрасном английском требовал свою порцию».
