Я с завистью смотрю, как Жан поглощает пиво, а сама довольствуюсь тремя стаканами лимонада. Я обещала Бренде вести себя хорошо. И теперь об этом жалею. В фильмах люди обычно напиваются, когда им грустно. А мне, из-за этой беременности, даже этого нельзя. И раз так, я отвожу душу в танце. Я изобрела новый способ почувствовать себя пьяной.
Когда я везу Жана к нему домой, он смотрит на меня и широко улыбается.
– Думаю, нам надо устраивать такие вылазки почаще. Ты хорошо выглядела на танцполе!
– Мне и было хорошо, – просто отвечаю я.
– И это платье тебе идет! Надевай его почаще, пока можешь.
– Ты хотел сказать, пока я не растолстела, как тюлень, да? Посмотрим, согласишься ли ты повести меня танцевать, когда на меня не будет налезать ничего, кроме занавески для душа!
Повисает продолжительное молчание, и все это время Жан не сводит с меня глаз.
– Ты уже привыкла к мысли о ребенке? – спрашивает он. – Обычно, когда женщина беременна, она только об этом и говорит, а ты… никогда не затрагиваешь эту тему. Такое впечатление, что ты стараешься об этом не думать.
Он, конечно, прав, но мне не хочется ему в этом признаваться. Я предпочитаю вообще поменьше задумываться о чем бы то ни было – с тех пор, как Алекса не стало. В том числе и о ребенке. И мне это неплохо удается, если не считать моментов, когда меня тошнит или когда я не могу заснуть в привычной для меня позе. И если бы Бренда не поставила мне на полочку в ванной витамины, я бы точно забывала их принимать. Я стала пить меньше кофе и исключила из рациона кое-какие продукты, это правда, а в остальном для меня ничего не изменилось.
– Ты будешь думать иначе, когда сходишь на УЗИ…
– Да, наверное.
Честно говоря, я никак не могу привыкнуть не к тому, что у меня будет ребенок, а к тому, что Алекса больше нет. Не проходит и дня, чтобы я по нему не скучала, чтобы я не испытала внезапного желания набрать его номер на мобильном. На работе я временами ловлю себя на том, что смотрю на дверь и жду, когда Алекс войдет. То, что его никогда не будет с нами, – вот что кажется мне нереальным. И мне непонятно, откуда у меня берутся силы, чтобы вставать по утрам. Я чувствую вину за то, что жива. И не просто жива, а живу за двоих!
Как вообще можно жить, когда твой любимый умер? Мы провели так мало времени вместе… И это так несправедливо!
– Когда ты идешь на УЗИ? – спрашивает Жан.
– Что? А, ты об этом… Через две недели. По-моему, срок должен быть не меньше трех месяцев.
– Так ты уже на третьем месяце? Вау! Остается всего полгода, да?
– М-м-м…
– И когда у тебя появится животик?
Он тянется, чтобы похлопать меня по животу, но я быстро отвожу его руку, потому что мне это неприятно.
– Бренда говорит, не раньше, чем на четвертом месяце.
– Ты будешь очень красивой мамочкой! Кого ты хочешь – мальчика или девочку? Ты уже выбрала имя?
– Еще нет.
Положа руку на сердце, единственное, что я пока для себя решила – мальчика я назову Алекс. Интересно, понравится ли Бренде, если ее внука будут звать так же, как и покойного сына? Нужно будет у нее спросить. Мне бы не хотелось ее огорчать. Но такие вопросы обычно и обсуждают на семейных советах, разве нет? Мы поговорим как мать с… хочется сказать «с дочкой», но ведь я ей даже не совсем невестка…
– Если это будет мальчик, я сделаю из него настоящего байкера, такого, как его отец! – заявляет Жан.
Я бросаю в его сторону колючий взгляд, но в машине темно, и он, я думаю, этого не замечает.
– Может, ты забыл, что Алекс погиб на мотоцикле?
– Виновата плохая погода, а не мотоцикл! Шарлотта, тысячи людей ездят на мотоциклах, и ничего с ними не случается! Я научу твоего сына ездить осторожно.
Его разглагольствования меня нервируют. Я понимаю, Жан не виноват в том, что Алекс попал в аварию, но это слишком – обещать, что и мой ребенок тоже непременно будет ездить на этой адской машине! И двух месяцев не прошло с тех пор, как Алекс погиб, так что Жан мог бы не упоминать при мне о своих супербайках!
Наверное, что-то подсказывает ему, что разговор мне неприятен, потому что он меняет тему:
– Зайти к тебе завтра с фильмом и пиццей?
– Ладно! Хотя… нет, не надо. В последние дни мы видимся слишком часто. Для меня это не очень хорошо.
– Что значит – «не очень хорошо»?
Покусывая губы, я объясняю свою теорию:
– Мне нужно привыкать к одиночеству. Привыкать к новой жизни, понимаешь?
– А я что – не часть твоей новой жизни? – спрашивает Жан, не раздумывая ни секунды.
– Жан!
– А что? Я буду тебе помогать, буду являться по вечерам раз или два в неделю – что в этом страшного? По четвергам мы с Алексом ходили выпить пива, а с тобой мы будем ходить в пиццерию.
– Завтра суббота.
– О’кей, значит, я приду в четверг. Если, конечно, ты не против…
Я киваю, притормаживаю у подъезда его дома, поворачиваюсь и говорю напрямик, без экивоков:
– У меня нет желания заполнять моменты, которые раньше мы делили с Алексом, чем-то другим.
– Я не понимаю… По-твоему, лучше сидеть дома и плакать?
– Нет, конечно… Ну, может, чуть-чуть, – вынуждена я признать.
Как объяснить Жану, что я не могу выбросить Алекса из головы, что мне нужно время от времени думать о нем, разговаривать с ним? Да, он умер, и это полнейший идиотизм, но мне хочется ощущать его присутствие. Если бы только Алекс дал мне знак, для того чтобы я поняла, рад ли он, что я оставляю ребенка, и что он сожалеет, что так рано ушел, и скучает по мне… Все эти религиозные байки, рассказы о рае – я сыта ими по горло. Это очень эгоистично, но я не хочу, чтобы Алекс был где-то счастлив без меня. Я хочу, чтобы он страдал. Ведь это он ушел, бросил меня!
Во многих ситуациях мне удается вести себя нормально и даже улыбаться и разговаривать как та, прежняя, Шарлотта. Но к концу дня, когда я возвращаюсь домой, мне грустно, что я еще живу, а Алекс – нет. Я знаю, что не стоит взваливать на себя ответственность за его смерть – не я же, в конце концов, посадила его в тот вечер на мотоцикл! Покинув меня навсегда, Алекс оставил мне ощущение пустоты и… свою семью. И я не знаю, радоваться этому или огорчаться. Пока я просто чувствую себя виноватой. И совершенно не готова делиться всеми этими переживаниями с Жаном.
– Шарлотта, тебе нужно как-то отвлекаться, – говорит он негромко.
– Я знаю. Может, позже у меня это получится… А пока я не собираюсь притворяться, что Алекса никогда не было! С тех пор как Бренда с Карлом уехали, я никак не могу привыкнуть к переменам…
– Что ты подразумеваешь под переменами? Что раньше тебе можно было пить кофе, а теперь – нет? Это несерьезно.
