Ночной воздух был напоен острым запахом мяты, шалфея и полыни, перемешанным с сильным ароматом хвойных деревьев.
Наконец, чтобы перечислить все звуки, доносившиеся с земли, надо упомянуть и о зловещем вое, который издавал уже не койот: то был крик краснокожего, и ни один житель прерий не спутал бы его с голосами хищников.
На следующее утро, 15 июня, часов в пять, Фил Эванс вышел на палубу из своей каюты, надеясь, что ему, наконец, посчастливится встретить Робура.
Желая узнать, почему инженер не показывался накануне, он обратился к боцману Тому Тэрнеру.
То был англичанин лет сорока пяти, могучего сложения, коренастый, широкоплечий, с непомерно крупной головой: такие некрасивые головы любил рисовать Гогарт, запечатлевший своей кистью эту характерную особенность представителей англосаксонской расы. Пусть читатель внимательно вглядится в четвертую гравюру, помещенную в «Harlots Progress», и он не только обнаружит там голову Тома Тэрнера на плечах у тюремщика, но и убедится, что лицо его отнюдь не производит приятного впечатления.
– Увидим ли мы сегодня инженера Робура? – спросил Фил Эванс.
– Не знаю, – ответил Том Тэрнер.
– Я не спрашиваю вас, отлучился, ли он…
– Возможно.
– Ни когда он возвратится…
– Как только закончит свои дела?
Сказав это, Том Тэрнер вошел в рубку.
Пришлось удовольствоваться этим ответом, в котором не было ничего утешительного, ибо, сверившись с буссолью, Фил Эванс установил, что «Альбатрос» продолжает двигаться на северо-запад.
Как непохож был пейзаж, возникший теперь перед глазами пассажиров воздушного корабля, на оставленную накануне бесплодную территорию Диких Земель!
Удалившись на тысячу километров от Омахи, «Альбатрос» летел над местностью, которую Фил Эванс не мог узнать по той причине, что никогда здесь не бывал. Немногочисленные форты, воздвигнутые для того, чтобы сдерживать индейцев, высились на холмах, расчерченных правильными геометрическими линиями палисадов, которыми были обнесены строения. Деревни редко попадались в этом малонаселенном крае, столь непохожем на золотоносные земли Колорадо, расположенные несколькими градусами южнее.
Вдалеке, пока еще очень смутно, начали вырисовываться очертания горной цепи; лучи встающего солнца окрашивали ее вершины в розовые тона.
Это были Скалистые горы.
В то утро дядюшка Прудент и Фил Эванс сразу же почувствовали резкий холод. Однако понижение температуры не объяснялось переменой погоды: солнце по-прежнему заливало небо ослепительным светом.
– Как видно, «Альбатрос» поднялся в верхние слои атмосферы, – заметил Фил Эванс.
И в самом деле, барометр, висевший на наружной стене центральной рубки, упал до пятисот сорока миллиметров, что соответствовало примерно высоте в три тысячи метров. Необходимость вести воздушный корабль на такой значительной высоте была вызвана горным рельефом местности.
Впрочем, часом раньше он, вероятно, летел на высоте не меньше четырех тысяч метров, ибо оставил за собой горные вершины, покрытые вечными снегами.
Ничто не могло помочь дядюшке Пруденту и его спутнику определить, что это был за край. Ночью «Альбатрос», летевший с большой скоростью, мог отклониться к северу или к югу, и этого было достаточно, чтобы сбить их с толку.
И все же, обсудив различные, более или менее правдоподобные гипотезы, они остановились на следующей: лежавшая под ними местность, окруженная со всех сторон горами, была, должно быть, той областью, которую конгресс в марте 1872 года провозгласил Национальным парком Соединенных Штатов.
«Альбатрос» и в самом деле летел над этим единственным в своем роде краем. Он вполне заслуживал имени парка, но парка, где вместо холмов были горы, вместо прудов – озера, вместо ручьев – реки, вместо лабиринтов – горные цирки, а вместо фонтанов – гейзеры необыкновенной силы.
За несколько минут воздушный корабль пронесся над берегами Йеллоустон-ривер, оставив справа гору Стивенсона, и достиг границ большого озера, носящего название только что упомянутой реки. Как живописны были очертания этого природного водоема, песчаные берега которого, усеянные обсидианом и осколками хрусталя, сверкали, отражая солнечные лучи тысячами тончайших граней! Как причудливо были разбросаны островки, покрывавшие поверхность озера! Как ясно отражалось лазурное небо в этом огромном зеркале! К берегам озера йеллоустон, одного из самых высокогорных на земном шаре, тысячами слетались обитатели пернатого царства – пеликаны, лебеди, чайки, гуси, казарки, гагары! Его обрывистые берега местами густо поросли зеленым руном деревьев – сосен и лиственниц. У подножья откосов виднелись бесчисленные трещины, над которыми клубился пар: он вырывался из недр земли, как из громадного котла, в котором подземное пламя всегда поддерживало воду в состоянии кипения.
Повару представлялся здесь редкий случай надолго запастись форелью – единственной рыбой, которая мириадами плодится в водах озера йеллоустон. Но «Альбатрос» все время летел на такой высоте, что заняться рыбной ловлей так и не удалось, хотя добыча, вне всякого сомнения, была бы великолепной.
К тому же через три четверти часа воздушный корабль уже пересек озеро и приблизился к области, богатой гейзерами, не уступающими по красоте самым замечательным гейзерам Исландии. Перегнувшись через борт, дядюшка Прудент и Фил Эванс с восхищением наблюдали за струями горячей воды, которые взлетали вверх, словно стараясь обдать брызгами «Альбатрос».
Особенно хороши были несколько гейзеров: «Веер», чьи струи расходятся в воздухе сверкающими пластинками, «Укрепленный замок», который как будто обороняется ударами водяных столбов, «Старый друг» с его фонтаном, увенчанным радугой, и «Гигант», из недр которого бьет в небо мощный поток воды окружностью в двадцать я высотою в двести футов!
Это ни с чем не сравнимое, можно сказать, единственное в мире зрелище было, очевидно, хорошо знакомо Робуру, ибо он даже не показался на палубе. Неужели он повел «Альбатрос» над национальным заповедником только ради того, чтобы доставить удовольствие своим гостям? Во всяком случае, инженер не искал их благодарности. Не покинул он своей каюты и позднее, когда часов в семь утра воздушный корабль начал свой смелый перелет через Скалистые горы.
Известно, что этот горный массив тянется, точно гигантский спинной хребет, от крестца до затылка Северной Америки, продолжая собою Мексиканские Анды. Эту могучую горную гряду протяженностью в три с половиной тысячи километров венчает пик Джемс, высота которого достигает почти двенадцати тысяч футов.
Нет сомнения, что, учащая взмахи своих крыльев-винтов, «Альбатрос», подобно птице, взмывающей в поднебесье, мог бы пролететь над самыми высокими точками этой горной системы и одним прыжком достигнуть штатов Орегон и Юта. Однако в таком маневре не было необходимости, ибо существуют перевалы, которые позволяют преодолевать горный барьер, не взбираясь на его гребень. В Скалистых горах известно несколько «каньонов» – более или менее узких ущелий, пригодных для этой цели. Таков, например, Бриджерский перевал, по которому вьется Тихоокеанская железная дорога, выходящая затем на территорию мормонов; другие проходы лежат севернее или южнее.
