Не в радость были песни гроз, Не в радость — дождь из тучек. Скучал в жару, скучал в мороз — Весь мир песку был скучен…
И так еще сто тысяч лет Хранил бы он унынье, Но был доставлен к нам чуть свет И не скучает, вовсе нет, В песочнице отныне.
Выслушав меня, Человек-Кактус кивнул:
— Кактусы живут в одиночестве. Мы редко в-видимся, и то лишь издали, — он махнул рукой на другой кактус, растущий на соседнем бархане. — Зато мы очень хорошо друг друга с-слышим.
— Слышите? — удивился я.
— Да. Мы ведь тоже иногда д-друг с другом говорим.
— О чем?
— О р-разном. Куда движется песчаная буря, например, или караван… Люди, наоборот, много говорят, но редко слышат друг друга. П-поэтому даже в самом огромном городе есть люди, гораздо более одинокие, чем кактусы в пустыне.
— И что теперь делать? — я не совсем понимал, куда он клонит.
— Надо учиться слышать. Иногда за одними словами, знакомыми и привычными, скрываются совершенно другие, сказать которые трудно. Услышать их т-тоже очень трудно, особенно если говоришь с самыми близкими.
«А ведь он прав, — снова подумал я. — Возьмем меня, например, и Вальку Амфитеатрова, моего лучшего друга. Мы с ним однажды целый месяц не разговаривали. Целый месяц моей собственной жизни без Вальки, ну куда это? А все потому, что я его неправильно тогда услышал. Я в тот раз получил пятерку по русишу, за контрошу — сам не ожидал. А он — тройбан. И Валька мне сказал: „Молодчина ты, Котька!“ А мне „дурачина“ послышался. Думал, что он это от зависти, а он просто был за меня рад».
— …п-понимаем людей, зверей, птиц, голос ветра, деревьев… — тихо говорил Человек-Кактус.
— Неужели и деревья разговаривают?
— А как же? Вон, видишь, куст на пригорке? Знаешь, о чем он сейчас мечтает?
— О чем? расцветет какими-нибудь розовыми цветами. Или фиолетовыми. А эта птица, — Человек-Кактус указал на невзрачную серенькую птичку, которая скакала по бархану и клевала сахар. — Она думает о том, как хорошо было бы свить гнездо в цветущем кусте и высидеть в нем троих птенцов: двух девочек и мальчика.
— А я?
— Т-ты?
— О чем мечтаю я?
— О том же, о чем мечтают куст и птица.
- То есть, как?
— О счастье, — Человек-Кактус опять улыбнулся. — Когда ты найдешь хомяка и вернешься домой, ты будешь счастлив. Но недолго.
— Почему недолго?
— У людей не бывает долгого счастья — так уж они устроены. Даже самые прекрасные воздушные замки им надоедают, если в них ничего не менять.
Я не очень понимал его, этого Человека-Кактуса. Точнее, не очень понимал то, о чем он говорит. Зато я это чувствовал, чувствовал каким-то нутром. Так иногда со мной бывает. Особенно после того, как он прочитал свое стихотворение:
Зачем человеку уши? Чтоб слушать, слушать и слушать! Чтоб слышать чужие души И души чужие звать.
Так важно у нас, в пустыне. Пространства пронзить пустые, И слыша слова простые, Их правильно истолковать!
А в городе хладовлажном Тем более это важно — В пространстве многоэтажном Услышать друг друга вдруг.
И слушая души чаще Средь этой каменной чащи, Услышать смысл настоящий В словах, что слышны вокруг.
— А можно мне попробовать? — спросил я. — Ну… послушать… вернее, услышать других?
— Не можно, а нужно, — сказал Человек-Кактус. — Но сейчас тебе нужно спешить, — он поднялся с бархана и стряхнул с брюк сахарную пыль.
— А как это сделать? — не отставал я.
— Вспомни всех, с кем тебе довелось говорить. Вспомни слова. Возможно, ты просто неправильно их услышал.
