— Ну что же, пошли домой! — воскликнул Берелев.
Но стоило ему сделать шаг, как, словно взрыв гранаты, рванулось в воздух полосатое желтое тело и с оглушительным ревом ринулось на него. Частый дуплет брошенного к плечу ружья не остановил стремительного прыжка Ригмы. Берелев упал в снег. Перемахнув через стрелявшего, тигрица кинулась к спасительным зарослям. Вслед загрохотали поспешные выстрелы разных калибров. А Ригма мелькала желтым факелом среди заснеженных кустов, пока не скрылась из вида.
Возвращаясь в поселок, люди обсуждали причины неудачной охоты. Одни жаловались на рикошеты пуль о мерзлые прутья густых кустов, другие полагали, что защитная окраска тигрицы позволила ей великолепно замаскироваться и неожиданно кинуться на охотников, но больше всего, конечно, корили Берелева. Промах при стрельбе в упор был, по мнению всех, непростительным.
— Что вы на меня напали, — защищался неудачливый стрелок. — Я читал у Ширинского-Шихматова, что легче на лету подстрелить бекаса, чем выцелить по убойному месту крупного медведя.
— Жару-то мы ей наподдали, — ликовал лесник, не прощавший Ригме гибели Чалого.
— Теперь будет километров сто махать без остановки.
В поселке охотников поджидал только что прибывший Калугин. Ему официально поручили тигрицу застрелить, а шкуру с черепом доставить в музей.
Тигр и человек
Расспросив одного из участников облавы о происшедшем, Калугин не стал задерживаться в поселке лесорубов. Переночевав, он чуть свет ушел разыскивать тигрицу: возможно, она ушла раненой, ведь по ней много раз стреляли. Лишь к полудню вышел Калугин на след и убедился, что зверь идет нормально, крови на снегу нет. Первый раз в жизни он преследовал тигрицу не для того, чтобы поймать живьем, а с жестоким намерением убить. В душе старый тигролов протестовал против исполнения этого задания: ведь каждая тигрица приносит тигрят, без них не существовало бы и промысла, коим он занимался в течение многих лет. И только мысль, что это опасный для детей зверь, заставляла взяться за исполнение неприятного поручения.
В представлении Калугина это была старая больная самка — с поломанными клыками, с редкой, вылезающей на спине шерстью. Дряхлая, неспособная добывать обычную для себя пищу, тигрица, конечно, должна быть умерщвлена: много бед она может принести человеку, прежде чем умрет от старости и голода.
Против этого трудно было возражать, и все же нелегко заставить себя поднять ружье на старое животное. «Пусть лучше стоит чучелом в музее — все же польза людям», — эта последняя мысль примирила его с тягостной необходимостью.
Ночь застигла Калугина в незнакомом ключе. Найдя поваленный ветром огромный сухой кедр, он подтащил к нему валежник. Вспыхнул огонь. Вода в ключе промерзла до дна, пришлось набивать котелок льдом. После ужина, настелив сухих веток и коры, Калугин лег у костра. Где-то невдалеке нехотя вскрикивал филин, шуршала под снегом полевка. Поправив у изголовья карабин, Калугин погрузился в чуткий сон, прерываемый морозом. Когда холод становился невыносимым, он вставал, накладывал валежник на слегка тлеющие угольки костра. Занимавшееся пламя согревало ему спину, и он снова засыпал. За длинную зимнюю ночь много сгорело дров, перегорел и толстый ствол кедра. Резкий крик совы, близко подлетевшей к угасшему костру, разбудил тигролова. Подкрепившись добрым куском вареного мяса и кружкой крепкого чая, он вышел на след Ригмы и бодро зашагал на сопку.
Тигрица поднималась на крутые обрывы, шла косогором. Она избегала густых кустарниковых зарослей и, выйдя на старую звериную тропу, долго не сходила с нее. Шла Ригма как по компасу — строго на юг. Казалось, ничто не интересовало ее, хотя Калугин знал, что тигрица давно не ела. «Должна же она, проголодавшись, поохотиться за кем-нибудь, задержаться на одном месте у своей добычи. Вот тогда-то и представится случай подойти на выстрел», — размышлял тигролов. Два дня шел Аверьян, немало километров осталось позади, а шаг зверя по-прежнему был ровным, четким, точно как в первый день преследования.
Небо, подернутое высокими перистыми облаками, предвещало смену погоды. Если выпадет обильный снег, Калугину придется возвращаться: у него нет лыж, да и след легко потерять. К концу дня Аверьян решил заблаговременно обосноваться на ночлег и выспаться в тепле. Для этого он, как только завечерело, стал высматривать сухие кедры, стоящие недалеко друг от друга. Вот давно усохший, золотистый, лишенный коры кедровый ствол, а рядом здоровущий смолистый пень. Как раз то, что надо. Правда, нет воды, но при наличии снега всегда можно натопить хотя и горьковатой, но вполне пригодной для питья воды. Первым делом Калугин поджег пень, а невдалеке развел маленький костер, подвесив над ним котелок, набитый снегом. Когда стемнело, тигролов подошел к уснувшему лесному великану и отколол топором от его смолистого бока щепу. Одной спички оказалось достаточно, чтобы запылал гигантский факел, осветив лес вокруг на десятки метров. Стало так светло, что Калугин смог без труда зашить лопнувшие по шву брюки, приготовить ужин. Снег вокруг горящего кедра растаял, обнажив усыпанную дубовыми листьями землю. Листья парили. Лес наполнился теплом, хотелось растянуться на земле и уснуть. Но зверолов знал, что стоит угаснуть этому чудесному факелу, как трескучий мороз словно обручами сожмет его в своих объятиях.
Пока охотник готовился ко сну, пень сгорел весь. Выгорела даже часть толстого корня, уходившего в почву. Погасив угли и все искры, Калугин извлек горячую золу и дал охладиться раскаленной земле. Затем он затолкал ноги, обутые в олочи, в образовавшееся углубление и, словно на перину, лег на теплую, пахнущую смолистым дымом землю, подложив под себя несколько еловых ветвей. Теперь он чувствовал себя как на печке, лишь свежий морозный воздух холодил щеки и лоб.
Проснулся Калугин с восходом солнца. За длинную ночь он не повернулся даже на бок. Слабый ветерок усилился, наступило потепление. Наскоро позавтракав, Аверьян снова пустился догонять Ригму.
Он шел старым высокоствольным лесом. Сорокаметровые кедры, раскачиваемые сильными порывами ветра, скрипели и потрескивали. Ветер завывал в сухих дуплистых вершинах мертвых деревьев, сбрасывая на снег хвою и сломанные ветви. Птицы попрятались. С тревогой поглядывал Калугин на небо, стремясь поскорее пройти этот сухостойный лес и укрыться в густом молодом ельнике.
К полудню ветер принял такую разрушительную силу, что Калугин был вынужден искать защиты под раскидистой кроной молодого кедра. Убежище это оказалось ненадежным: налетевший шквал сломил вершину сухой ели и бросил ее на кедр. Ударившись о его ствол и сломав часть ветвей, громадное копье вонзилось в землю в двух шагах от тигролова. Теперь Аверьяну было не до следов Ригмы. Нужно скорее искать убежище в глубоком распадке. Но куда податься, когда кругом падали на землю подгнившие деревья, обломки вершин и толстые сучья?
Треск, глухое буханье свалившихся стволов, пронзительный скрип трущихся деревьев наполняли лес. Калугин метался из стороны в сторону, не спуская глаз с угрожающе гнувшихся вершин.
