Терпеливый враг
Прошло много лет с тех пор, как я опубликовал мой отчет о драматическом возвращении Шерлока Холмса в Лондон, который назвал «Пустой дом», и подробности его теперь хорошо известны публике. Но даже после ареста полковника Себастьяна Морана, второго из опаснейших людей в Лондоне, я сам с трудом верил, что это потрясающее дело не было каким-то причудливым сном. Спасибо газетчикам, писавшим о происшествии: их репортажи служили мне подтверждением, что я все это не выдумал и что мой добрый друг жив и здоров.
Спустя некоторое время после того, как Холмс снова поселился в нашей старой холостяцкой квартире на Бейкер-стрит, я вернулся к медицинской практике в Кенсингтоне, хотя и постоянно надеялся на новые приключения, профессиональные же обязанности занимали меня все меньше.
Надежды мои сбылись в апреле 1894 года, когда я получил письмо от Энгуса Моулсворта, с которым мы вместе учились в Эдинбургском университете. Насколько я помнил, между нами никогда не было того, что называется близким знакомством, поскольку Моулсворт унаследовал надменные манеры и военную суровость своего отца. Забавно, что я, а не он в итоге надел армейскую форму и отбыл в чужие края, чтобы оказаться под вражеским огнем. Больше десяти лет я не имел от него вестей, и для меня стало полной неожиданностью его письмо следующего содержания:
Эберфелди, Винчестер
Мой дорогой Уотсон,
пожалуйста, простите, что я осмелился писать Вам после стольких лет и что мое послание будет кратким. Я предпочитаю не диктовать мои письма, а сам теперь едва ли способен написать больше одной страницы, так это меня утомляет.
Я с изумлением прочел, что Ваш друг мистер Холмс не только не погиб, как писали газеты, но даже вернулся к профессии детектива-консультанта. Не будете ли Вы так любезны, если полагаете это возможным, привезти ко мне мистера Холмса? Я хотел бы встретиться с ним, чтобы услышать его мнение по поводу одного неотложного дела. Я обращаюсь к Вам, дорогой Уотсон, в надежде, что наше прежнее знакомство позволит ускорить встречу с Вашим другом, чье время весьма востребованно. Пожалуйста, убедите его, что дело не терпит отлагательств, поскольку речь идет об убийстве. Я объясню больше, когда встречусь с Вами обоими.
Ваш бывший однокашник
Энгус Моулсворт
Что-то тронуло меня в этом письме. Прежде преисполненный гордыни и сознания собственной значимости человек вынужден был теперь, как я заметил, умолять о помощи давнего знакомца, отнюдь не из числа близких приятелей. Он упоминал о том, что быстро утомляется, и почерк его был неровным, что заставило меня заподозрить какой-то серьезный недуг. Я решил, не теряя ни минуты, изложить просьбу Моулсворта старому другу и коллеге и уже через час снова оказался в нашей прежней квартире на Бейкер-стрит.
– Уотсон, вы пришли вовремя, – приветствовал меня Шерлок Холмс, закуривая сигарету.
– Ага, – оживился я. – Значит, вы взялись за новое дело?
– Напротив, мне не подвернулось ничего любопытного с тех самых пор, как я вернулся в Англию. Полагаю, лондонцы, народ недоверчивый и даже циничный, уверены, что репортажи о моем воскрешении всего лишь хитрая уловка, призванная увеличить тиражи журнала «Стрэнд», который печатает ваши увлекательные отчеты о наших делах. В результате я – признаю это с сожалением – оказался не у дел. Случись такое прежде, я, пожалуй, прибег бы к инъекции кокаина, которая приносила мне желанное облегчение.
Я сдержался и не стал уточнять, насколько весомо было это его «пожалуй».
– Однако, – осторожно заметил я, – вы же избавились от шприца для подкожных впрыскиваний, когда ваша вражда с профессором Мориарти разгорелась всерьез.
При упоминании о заклятом враге он задумчиво улыбнулся:
– В те дни, Уотсон, я не ощущал потребности в стимуляции умственной деятельности. Профессор был достойным противником. Вряд ли мы еще увидим кого-то равного ему.
– И слава Богу, – отмахнулся я.
– Что ж, мой друг, угощайтесь сигаретой и расскажите мне о своем знакомом, который желает воспользоваться моими услугами.
